Одежда и украшения из перьев в Китае танской эпохи – Э. Шефер (из книги «Золотые персики Самарканда»)

Перья

     Быть как птица – это в определённых отношениях более привлекательно для человека, чем приобретение каких-то свойств любого другого животного. Свобода тела, полёт души, парение воображения были идеалами не только древними, но и исполненными смысла.

     Ритуальный головной убор «Корона Феникса» династии Мин (1368-1644). Инкрустирован перьями зимородка

Эти идеи продолжали жить и во времена Тан. Правда, такие представления наиболее основательно разработаны в той традиции, которую мы именуем «даосской», – именно в ней идеальным существом был «человек в оперении», лёгкий, как воздух, и ангелоподобный. Но в той или иной степени эти мечтания были сродни каждому китайцу. И в соответствии с этим, как и шкуры животных, оперение птиц могло служить для того, чтобы украшать (и вместе с тем преображать) личность средневекового китайца или по крайней мере сообщать красоту его телу и в то же самое время давать пищу его воображению1.
     Сказочные плюмажи – перья, которые отвечали вкусам китайцев, – должны были иметь красивую окраску. И, подобно королевским ремесленникам на Гавайях, которые общипывали питающихся нектаром береговых ласточек, придворные ремесленники в Чанъани жаждали прославленных жёлтых перьев иволги2 и радужно-бирюзовых – зимородка. Перья зимородка имели намного большее значение и находили с древнейших времен применение в ювелирном деле и в наиболее дорогих видах убранства как самого человека, так и его жилья. Танская литература изобилует упоминанием вещей, украшенных перьями зимородка, – от больших навесов и пологов3 до миниатюрных перстней и прочих женских безделушек:

Грязь пропитала
расшитые жемчугом туфли;
Дождь промочил
шпильки из зимородковых перьев4.

     Какое-то количество высоко ценившихся перьев этой красочной птицы доставляли из отдалённой части Линнани5, но большинство их поступало из Аннама, над которым ещё существовал с таким трудом державшийся танский протекторат6.
     Перья птиц (я не знаю, от каких птиц их получали) находили применение также в «живописи»: выполненные из перьев два панно, которые хранятся ныне в Сёсоине, если не китайской работы, то изготовлены под китайским влиянием. Одно из них (створка ширмы из дворца японского императора Сёму) изображает даму, стоящую под деревом, на другом – каллиграфически выполненные из перьев изречения7.
     Кроме того, в ходу были перья белой аннамской цапли8, в давние времена служившие для изготовления ритуальных жезлов чжоуских танцоров, а в танское время потребовавшиеся для воинских инсигний9.

     Заколка для волос, декорированная перьями зимородка. Китай, 19 век

Среди великолепных штандартов, выставлявшихся почётным караулом на приёмах в честь чужеземных принцев, особенно блистательными были эмблемы, отличавшие солдат седьмого ряда – с короткими копьями, одетых в жёлтые куртки и шапки, орнаментированные изображениями облаков и цветов; их опознавательные знаки были сделаны из оперения чудесных «пятицветных попугаев», привозившихся из «Индий»10. Но ещё издревле наибольшую славу в воинском обиходе снискали перья красивых пород фазанов и других куриных, в изобилии водившихся в Китае (особенно на западе и на юге страны) и в прилегающих к нему областях Восточной Азии11. Напомним, какими чудесами здесь располагали: кроваво-красный фазан Давида с малиновым хвостом12 – в горах Циньлина; рогатый трагопан Темминка13 с оперением в белых крапинках и с синей маской – в Западном Китае; серебряный фазан14 с сине-чёрным хохолком, красными щеками и длинным белым хвостом – в Линнани; в Ганьсу и Кукуноре – синеухий фазан15 с белыми рогами, красными щеками и серо-голубым оперением тулова с радужным зелёным и пурпурным отливом; золотой фазан16 с его золотистым хохолком, зелёно-жёлтой спиной и ярко-красной нижней стороной тела – на западе и на северо-западе страны; и, может быть, самый великолепный из всех – алмазный фазан леди Амхерст17, переливающийся красным, белым, голубым, жёлтым и чёрным цветами и особенно искристо-зелёным, – в Тибете и в Юго-Западном Китае. А ведь было ещё много-много других... Трудно сказать с уверенностью, какие именно из этих пылающих птиц лишались своих перьев, попадавших к танским государственным ремесленникам. Известно, что древняя традиция самыми замечательными считала хвостовые перья королевского фазана18 – красивой золотисто-коричневой птицы, расцвеченной белыми и чёрными крапинками и полосками, с белой головой и черной маской и с чрезвычайно длинным хвостом. Искони обитающая в Северном Китае, эта порода куриных ещё с незапамятных времён снабжала своими щегольскими перьями китайских мастеров, изготовлявших ритуальные и воинские жезлы, штандарты и шапки. Что же касается танского времени, следует отметить, что перья королевского фазана были необходимы дворцовому ведомству конюшен и арсеналов19, несомненно, для традиционных знаков отличия, для придворных опахал20 и для наиболее изящных зонтиков21. Но здесь мы ещё находимся только на подступах к миру экзотических диковин.

Хвосты павлинов

     Никакие другие хвостовые перья не ценились так высоко, как павлиньи. Их наряду с дорогими шелками и смолами привозили из аннамских городов22. Туземцы собирали эти перья, «золотистые и изумрудно-голубые», для изготовления вееров и метёлок. Они старались отсекать хвосты от живого павлина целиком, так как иначе, считалось, его окраска поблёкнет23.

     Веер с перьями павлина. Китай, 19 век

     Заботиться о размещении ста пятидесяти шести опахал из павлиньих хвостов на больших официальных приёмах было обязанностью чиновника, ведавшего императорскими колесницами. Опахала из павлиньих хвостов были в какой-то мере нововведением танского времени, хотя и не беспрецедентным, так как они заменили собой более традиционные опахала, изготовленные из хвостов королевских фазанов. Дух бережливости при дворе в начале VIII в. привёл к замене их вышивками, копировавшими павлиньи хвосты24. Когда император совершал выезд, его сопровождали наряду с другими красочными знаками власти вроде «круглых опахал, раскрашенных киноварью»25, две группы с опахалами из павлиньих хвостов: в одной группе их было четыре, в другой – восемь. Павлиньи опахала, по-видимому, были квадратными, судя по словесному описанию одной картины, изображающей танского императора, которую приписывали У Дао-цзы. В этом тексте упоминается «квадратное опахало из [перьев] воробья кун, со стороною в два локтя»26. Этими опахалами пользовались при самых разных событиях, отмеченных особой торжественностью и святостью. Одним из таких случаев было присвоение усопшему Сыну Неба почётного посмертного титула. У нас имеется стихотворение IX в., посвящённое этой теме: на территории дворца перед одним из больших дворцовых павильонов или храмов два императора одновременно удостаивались этой почести:

Раскрыты из кун-воробья веера,
с туалетного столика взятые.
Волнами – с драконом изогнутым платья,
из сундуков извлечённые27.

     Описания роскошных вееров в поэзии встречаются довольно часто. Я отметил их в особенности в стихах Вэнь Тин-юня, где они служат проявлением и олицетворением императорского великолепия или ненужной утончённости. Вот пример:

На плотине изогнутой гибкие ивы
издалёка могу рассмотреть.
Опахал воробьиных большие круги
ароматную яшму прикрыли28.

Или же:

Ступиц узоры –
певицы из тысяч покоев.
Сёдла златые –
вельможи бесчисленных зал.
Тонкие тучки
летят к веерам воробьиным;
Лёгкий снежок
к соболиным накидкам пристал29.

     Вряд ли стоит пояснять, что выражение «воробьиные» опахала – это сокращённое обозначение опахал из перьев воробья кун, т. е. павлина.

Одеяние из перьев

     Боа из перьев марабу и шляпы из страусовых перьев в наши дни отходят окончательно в прошлое и вроде бы не наделены особой силой. Но некогда можно было исполниться магической силы перьев, если целиком облачиться в них; плащ или полный костюм из перьев намного больше, чем любое другое сделанное из них украшение, приближали того, кто их носил, к духам-птицам, к птицам в их волшебном облике, осмыслявшимся как идеальные создания. Трудно сказать, считались ли крылатые люди китайских народных преданий человеческими существами в наряде из перьев или же птицами, способными снимать своё оперение. Видимо, задавать этот вопрос излишне. Но, как бы то ни было, рассказ о девушке-лебеде и её сестрах – очень распространённый сюжет, и это предание о возвышенных существах, которые могут по желанию становиться то прекрасной женщиной, то облакокрылой птицей,– только одно из воплощений созданного человечеством образа птицы как волшебного существа. Этот же образ, но уже в более простой и телесной оболочке, мы узнаем в сказках «Тысячи и одной ночи»: о девах-птицах говорится в «Истории Джаншаха» и в «Рассказе о Хасане из Басры». Затем имеется персидское предание о Бахрам-Гуре, который похитил голубиное одеяние пери, и эта же легенда существует в другой версии в Индии30. И для древнекитайской культуры птицы-женщины и их родичи – пернатые феи, даосские небожители и другие подобные им существа – самые обычные образы31. Вот один пример, относящийся к танской эпохе: «"Скитающиеся женщины, которые ходят по ночам";, называются по другому "дочери бога – повелителя Небес", а иначе именуются "звёздные рыболовы". Они летают ночью и остаются скрытыми днем, подобно призракам и духам. Они накидывают оперение, чтобы превратиться в летающих птиц, и сбрасывают его, чтобы стать женщиной. Они не имеют детей и находят удовольствие в том, что похищают человеческих детей <…>»32.
     Эти древние мифы находили отражение не только в мире воображения, но и в других мирах на земле: танский паломник Сюань-цзан, наблюдая индийских шиваистов, отмечал, что кроме тех, кто ходит обнажённым, и тех, кто носил ожерелья из черепов, существовали ещё аскеты, одетые в оперение и хвосты павлинов. Он не сообщает, чем было вызвано это одеяние33, но такая эксцентричность вряд ли нас удивит. Гораздо меньше мы подготовлены к тому, что наряд из перьев реально существовал и в Китае. Хотя и известно, что юй и «одетый в перья» – метафорическое выражение, обозначающее «полностью оперившегося даоса» (особенно того, кто уже перевоплотился в новое эфирное состояние), мы удивляемся, узнав, что и живые наставники даосского учения носили одеяния из перьев, да и почтенные светские лица ходили в нём, и всё это происходило в весьма поздние периоды истории Китая.
     В почти хрестоматийно-классические годы II в. до н. э., когда ханьский У-ди был ослеплён показными чудесами даосских чародеев, термин «человек в оперении» не был пустым иносказанием. Например, алхимик Луань Да был пожалован знаком достоинства – яшмовой печатью через императорского посланца, который был облачён в одежды из перьев, и сам Луань Да, «пребывая ночью на подстилке из белого шёлкового пуха, был одет в наряд из перьев»34. По поводу этого танский комментатор Янь Ши-гу писал: «Используя оперение птиц на то, чтобы изготавливать себе одежду, он добивался постижения полёта и парения, подобно божеству или небожителю»35.
     Но что нам тогда сказать о некоем Чжао Гане, крупном аристократе времени Поздней Хань, который пришёл на пиршество со свитой из ста слуг, «подпоясавшись мечом с узорами и укрывшись в одежду из перьев»36. Или о высокородном принце конца V в. в государстве Южная Ци, который был искусен во многих утончённых и изысканных ремёслах: он сшил «меховое изделие», вероятно накидку, из перьев павлина, которое «по яркости своих красок – золотистой и зимородково-голубой, превосходило голову фазана»37. Существует рассказ о том, что в конце VII в. городская управа Гуанчжоу преподнесла «Подражающей Небу» – императрице У – «меховое изделие», изготовленное из перьев зимородка, «редкостных и ярких, не похожих на обычные». Властительница отдала эту редкость своему фавориту, который поставил её в споре с другим придворным против халата из пурпурного шёлка. «Подражающая Небу» озаботилась разъяснить, что плащ из перьев – вещь гораздо более ценная, чем халат. После этого объяснения владелец халата вышел в негодовании, упорно настаивая, что красивое платье придворного любимчика нельзя сравнивать с халатом почтенного подданного38. Мы можем уловить в позиции владельца пурпурного халата нечто большее, чем высокомерие по отношению к человеку, которому выказывается предпочтение не за обычные заслуги, а по совсем иным соображениям. Почтенный чиновник, непоколебимый в своей педантичной ортодоксальности, видел что-то «чародейское» в наряде из перьев – старинном одеянии даосов, стремящихся попасть на небеса, – испытывая к ним своего рода «атеистическое» презрение как к «суевериям», подобно тому как пуританин чурался митры, ризы и других проявлений папизма.
     Согласно более надёжному свидетельству источника, мы знаем, что искусная танская принцесса сшила две юбки из перьев многих птиц. Они позволяли видеть «один цвет, если смотреть на них прямо, и другой цвет, если смотреть на них сбоку; они были одного цвета при свете солнца и были другого цвета в тени; кроме того, там можно было видеть очертания ста птиц». Эта же дама из меха «ста зверей» (чисто условное число) изготовила также чепрак не менее сложной работы. Хотя традиционный взгляд клеймил такие произведения как «безобразную одежду», платья из перьев вызывали большое восхищение «и большинство знатных подданных и богатых придворных следовали этим образцам, так что меха и перья необычайных птиц и диковинных зверей с Янцзы и Горного прохода (т.е. с далекого юга) собирали, пока те почти совсем не исчезли»39.
     Рассказ о посланной Сюань-цзуну в качестве дани парче «золото перьев феникса», сделанной из перьев нежно-золотистого оттенка, относится к более позднему времени и, вероятно, недостоверен. Об этой парче сказано, что «многие одеяния во дворце были отделаны ею; ночью она излучала яркий свет. Только Ян Гуй-фэй была одарена достаточным количеством, чтобы сделать из него одежды и ширму, ослеплявшие, подобно солнечному свету»40.
     Было естественным, что предания об одеяниях из перьев роились вокруг даосского окружения Сюань-цзуна и его фееподобной супруги. Хорошо известная песня «Радужная рубашка, одеяние из перьев», под которую, услаждая своего повелителя, госпожа Ян танцевала, считалась волшебной музыкой. И наряд из перьев был для неё вполне «созвучным» и наиболее подходящим одеянием. Хотя легенда рассказывает, что император впервые увидел этот танец в исполнении лунных дев в их дворце на ночном небе и что он дал этому танцу название по наряду его исполнительниц, в действительности это была древняя центральноазиатская мелодия «Брахман», переработанная и переименованная этим государем. Учёный Шэнь Гуа, живший в XI в., сообщал, что в его время можно было видеть текст, начертанный на притолоке высокой беседки «горизонтальным письмом, напоминающим индийские буквы, каким-то человеком времени Тан». Хотя никто не мог разобрать эти буквы, предание говорило, что это запись «Танца радужной рубашки»41. Если предание не ошибалось, то это скорее должен был быть текст «Брахмана», т.е. этой же мелодии в её первоначальном варианте, записанный письменами Сериндии. Но с уверенностью говорить об этом нельзя. Как бы то ни было, этот танец и песня теперь забыты и не существуют. Но само название этого танца и сопричастность к нему лунных фей, летающих существ, Сюань-цзуна и Драгоценной Супруги Ян продолжают жить. Память о них сохранилась не только в Китае, но и в Японии, в пьесе театра но, которая называется «Хагоромо». Фабула этой танцевальной пьесы отчасти сходна с древним и распространённым во всем мире преданием о смертном, который похитил облачение из перьев у крылатого существа (только в танской версии этой легенды о «девушке-лебеде» героиня принимает облик белого журавля, а одеяние из перьев становится нарядом из белого шёлка, когда происходит превращение этого существа в человека)42. Японская поэтическая драма включает в себя также новую версию китайского средневекового танца «Радужная рубашка, одеяние из перьев», который японская крылатая дева исполняет для мужлана, чтобы за это получить обратно свое оперение. Вот отрывок из этого но:

Небесным покровом из перьев колышет, колышет
Над соснами Мё,
Над Плывущими Островами она летит сквозь подножия облаков,
Выше гор Аситаки, над высоким пиком Фудзи,
Смутен облик её,
Растворённый мглою небес;
И вот пропала из виду43.

     Заманчиво было бы считать, что в этом спектакле продолжает жить танец крылатой девы, который исполняла госпожа Ян, но снова у нас нет уверенности, что японский вариант «Радужной рубашки» действительно подлинное наследие древности, а не просто удачная стилизация под старину.

1 В иной плоскости следует рассматривать перья белого орла (из нынешней Северной Шаньси), использовавшиеся придворными лучниками для изготовления оперения своих стрел (Ли Ши-чжэнь в БЦГМ, 49, 12а; Шефер 1959, с. 307).
2 Oriolus cochinchinensis [=chinensis]. ТЛД, 22, 14б–15а.
3 См., например, сатирическую песнь, написанную о такого рода вещах в VIII в. Ван Инем (ТШ, 76, 3868г.).
4 Ли Хуа. Юн ши («Воспеваю историю» (стихотворение одиннадцатое) ). – ЦюТШ, хань 3, цэ, 2, 4а. В этом стихотворении описана знатная дама, внезапно захваченная бурей.
5 То есть из Циньчжоу на крайнем западе Гуандуна (ТШ, 43а, 3732а).
6 Цзяочжоу и Лучжоу. ТШ, 43а, 3733а. Ф. Хирт и У. Рокхилл (1911, с. 235–236) сообщают о правительственном запрете 1107 г. собирать перья для украшения тканей.
7 Исида Мосаку – Вада 1954, табл. 33, 34.
8 Имелось несколько её разновидностей (Чжэн Цзо-сипь 1955, с. 15–17).
9 ТЛД, 22, 18а.
10 ТШ, 23а, 3678а.
11 Приводимые ниже примеры взяты из книги Ж. Делакура (1951). Ср.: Рид 1932, №269–273 и Чжэн Цзо-синь 1955, с. 90–109. Но читателю было бы лучше всего прочесть, что пишет о трагопанах и фазанах С. Ситуэлл (1947, с. 186–196).
12 Ithaginis emeritus sinensis.
13 Tragopan temmincki.
14 Lophura nycthemera.
15 Crossoptilon auritum.
16 Chrysolophus pictus.
17 C. amherstiae.
18 Syrmaticus reevesii.
19 ТЛД, 22, 18a.
20 ТШ, 48, 3747a.
21 ШУЦЮ, 8, 290, где цитируется ТД.
22 ТЛД, 22, 18а; ТШ, 43а, 3733б. В стихотворении Ли Дуна (IX в. – в ЦюТШ, хань 11, цэ 2, 3, 11а) говорится, что они поступают из местности Наньхай, т.е. из Линнани, через Гуанчжоу.
23 ЛБЛИ в ТПГЦ, 461, 1б.
24 ТЛД, 11, 30б.
25 ВСТК, 117, 1054а.
26 ЮЯГЯЛ, а, 24.
27 См.: Сюэ Фэн (после 853 г.). Сюань чжэн дянь... цзунь хао ( «Перед дворцом Сюаньчжэндянь с друзьями смотрю на церемонию присвоения посмертных титулов императорам Шунь-цзуну и Сянь-цзуну»). – ЦюТШ, хань 8, цэ 10, 12а–12б, где описывается церемония присвоения титулов Шунь-цзуну и Сянь-цзуну.
28 Вэнь Тин-юнь. Вань гуй цюй («Песня при позднем возвращении домой»). – ЦюТШ, хань 9, цэ, 5, цз. 2, 1а.
29 Вэнь Тин-юнь. Го Хуацингун («Двадцать две рифмы о том, как я прохожу мимо дворца Хуацингун»). – ЦюТШ, хань 9, цэ 5, цз. 6, 5б.
30 Бартон 1934, с. 2924.
31 Эберхард 1942, т. II, с. 156, 287–289. О современных китайских версиях легенды о девушках-лебедях см.: Эберхард 1937, с. 55–59.
32 ЮЯЦЦ, 16, 130.
33 ДТСЮЦ, 2, [4б].
34 ШЦ, 12, 0043г.
35 Комментарий Янь Ши-гу к соответствующему отрывку из «Цзяо сы чжи» ХIII.
36 ХХIII, 107, 0872а.
37 НЦШ, 21, 170б. Речь идет о Вэй-хуэй тайцзы.
38 ЦИЦ (ТДЦШ, 17), 18а–18б. Одежды из перьев изготовлялись ещё в конце XVIII в. местными жителями-некитайцами в Гуандуне: «...у них есть гусиный бархат, основа для которого делается из шёлка; в неё ловко и умело на обычном ткацком станке вплетаются перья, из которых наиболее дорогостоящие – имеющие малиновый оттенок. Из этих перьев диких гусей изготовляют два вида тканей: один для зимы, другой для летних одежд. Дождь не может их промочить, и их назвали соответственно „дождевой сатин” и „дождевая кисея”. Жители Гуанчжоу, заведя у себя это производство, употребляют перья обычных гусей, вплетая их в ткань». По поводу этого очень интересного описания искусства украшения перьями см.: Макгоуэн 1854, с 58–59. Д. Макгоуэн упоминает также о женских головных уборах из перьев павлина в районе Гуанчжоу, но искусство их изготовления было утрачено к середине XIX в. В ЛБЛИ (а, 5) описываются одеяла из гусиного пуха, изготовлявшиеся в танское время в Линнани, но ничего не говорится о головных уборах из перьев. И всё же, учитывая все прочие свидетельства о роли, которую играли перья в этой местности в древности и в новое время, есть основания допускать, что искусство изготовления тканей из перьев было характерно для Линнани не только в новое время, но и в средние века. Согласно Казвини (Стефенсон 1928, с. 62, 83), цветные перья вплетались в мусульманские ткани XIV в. Возможно, это искусство вело своё начало из Китая.
39 ТШ, 34, 3713а; ср.: Лауфер 1915г, с. 114. В 1107 г. сунскому правительству пришлось запретить собирать перья зимородка; это было вызвано массовым уничтожением этих птиц, чтобы обеспечить украшения для особой шёлковой парчи (Хирт – Рокхилл 1911, с. 235–236).
40 Лауфер 1915г, с. 114; переведено по приведённому в ТШЦЧ месту из «Лан сюань цзи».
41 МЦБТ, 5, 32.
42 Уэйли 1960, с. 149–155 и 258–260. Этот рассказ был известен в Китае начиная по крайней мере с 300 г. н. э.
43 Уэйли 1922, с. 177–185.
44 ТЛД, 22, 14б–15а.

Шефер Э. Золотые персики Самарканда. Книга о чужеземных диковинах в империи Тан. М.: Главная редакция восточной литературы издательства "Наука", 1981. Стр. 152-159.