О моде, поясе и солнце

Л. Г. Коротенко

     Как изменчива и своенравна мода! Желая быть элегантными, современными, мы торопимся найти свой образ, неповторимый, модный, изящный; мы примериваем классический костюм со строгими прямыми линиями, романтические легкие платья с рюшами, юбки, блузки, шляпки ретро, одежду в народном стиле. А вот в старину женщина не задавалась вопросом, надевать или нет головной убор; не спрашивала, как украсить свой наряд, какого цвета надеть платье на свадьбу или праздник. Народные представления предписывали для каждого конкретного случая свой определенный тип одежды. По костюму можно было узнать, просватана девушка или нет, замужем ли женщина, есть ли у неё дети, молода она или стара. Переход в жизни женщины от одного состояния к другому: от детства к совершеннолетию, от девичества к замужеству, к материнству, а затем и старость – все это влекло за собой обязательную перемену в костюме, и не просто переодевание, а строгое соблюдение целого обряда.
     Так, в бывших великорусских губерниях молодые девушки ходили в одних только длинных рубахах, опоясанных красным пояском. Когда же им исполнялось 15-16 лет, в день именин или же в день «сватования» совершался обряд надевания поневы – так называлась старинная юбка. Мать девушки держала поневу, приговаривая: «Вскочи, дитятко, вскочи, милое!». Девушка, расхаживая по лавке, утверждая свою самостоятельность, отвечала: «Хочу – вскочу, хочу – нет». Если она, прыгнув с лавки, «вскакивала» в поневу, это означало, что она теперь – невеста и женихи могут за нее свататься. Если же она промахивалась, сватовство откладывалось до следующего года. Не отсюда ли пошло хорошо известное нам выражение «выскочить замуж»?
     Молодые девушки ходили с непокрытой головой, но украшали себя лентами, цветами. В бывшей Владимирской губернии только совершеннолетние девушки вплетали ленту в косу, девицы же, не достигшие совершеннолетия, носили косник – своеобразную кисточку из бисера с завязками. В бывших губерниях Русского Севера просватанные девушки должны были уже прятать волосы под специальный головной убор – «колпак», «честный колпак», или добавлять к своему девичьему головному убору («повязке», «перевязке», «кружку») специальную деталь – «темник», «натемник» (носят на темени), сообщающую каждому встречному о скорой свадьбе.
     На свадьбе же совершался обряд переодевания невесты-девушки в женский свадебный костюм. Невеста прощалась со своими родителями, плакала и причитала, размахивая по полу и вокруг головы длинными рукавами (до 100 см каждый) свадебной рубахи – «плакальни», «махавки» (в Архангельской и Олонецкой губерниях), на голове у горько причитавшей невесты был платок – «ревун», «плачея».
     Особой торжественностью и значительностью отличался свадебный обряд «завивания», «повиванья», «покрывания», или «окрученья» невесты: девичью причёску меняли на женскую (обычно две косы на одну) и убирали волосы под сложный головной убор, предварительно «завив», «накрутив» их на какую-либо твердую основу. С этого момента невеста отдана, возврата к прежней ступени жизни, к прежней возрастной группе нет, она «окручена», дело сделано. С этим старинным обрядом, вероятно, и связан фразеологизм «окрутить кого-либо», то есть поставить в безвыходное положение, обмануть. Теперь до конца жизни волосы женщины должны быть спрятаны. Это связано с поверьем, что «открытые волосы замужней женщины ведут к бедствию», привлекают нечистую силу. Показаться на людях с открытыми волосами – значит опозориться, «опростоволоситься».
Интересно, что женские головные уборы восточных славян, в зависимости от территории бытования, могли делаться из разных материалов, состоять из многих разнообразных деталей, иметь различные названия («кокошник», «кичка», «сорока», «повойник», «закрутка» и др.), но все они должны были быть рогатыми, имитировать форму рогов. Это, как думали, оберегало мать (и ребенка) от нечистой силы и злого глаза, способствовало благополучию и плодовитости. Так, древнейший вид кокошника имел два рога, соединённых вверху горизонтально лежащим «князьком», что образовывало собой своеобразный гребень – как у петуха или курицы. И само слово «кокошник» – производное от русского «кокошь» – курица, петух.
     Следующий важный этап в жизни женщины – рождение ребенка. «Материнский» костюм был оригинален и не повторялся в других возрастных группах. Так, кокошник сменялся повойником; в Рязанской губернии сарафан меняли на поневу. В Калужской, Тверской, Рязанской губерниях, пока женщина не становилась тёщей или свекровью, по праздникам она носила поневу «с хвостом» – прямоугольным полотном, прикреплявшимся сзади к поневе, а в некоторых селах Тульской губернии – поневу с бубенцами.
     Старушечья одежда имела меньше украшений, была синего и черного (местами – белого) цвета. Так, в Воронежской губернии взрослые девушки и молодые женщины носили рубаху с красными «пельками» (своеобразная кокета), а девочки и старухи надевали белые «пельки». О состарившейся женщине говорили: «Она перестала красные пельки носить». Женскую рогатую кичку сменяла старушечья безрогая. В отличие от женского головного убора очелье старушечьей сороки оставалось белым, не вышитым. Цвет одежды имел своё особенное значение. Красные сарафаны (север России) или поневы (юг России) надевали на свадьбу или носили только молодые женщины по праздникам. Красный цвет – символ силы, молодости, красоты. Пожилые женщины надевали синюю или черную одежду. Вишнёвую ленту носили в некоторых местах Полесья просватанные девушки.
     Особым цветом, очень сдержанной вышивкой отмечались печальные, траурные одежды. «Печальные», «горемычные», «вдовьи» головные уборы (они так и назывались) были обычно белого цвета. Поясная и плечевая печальная одежда – синего. «Повалите меня в синяке» – значит «похороните меня в сарафане синего цвета».
     Интересно, что белый цвет в древних представлениях часто связывался с обозначением нечистой силы. Белый цвет осмыслялся как цвет потусторонних существ. Так, в деревнях Полесья, например, и сейчас рассказывают о нечистой силе белого цвета: русалках в белых домотканых одеждах с распущенными белыми волосами, беленьком козлике в белом колпачке, белой копе, которая «наезжает» на людей, белом домовике, беленьком котике, для нейтрализации вредных действий которого в хату пускали черного кота.
     Белый цвет – основной для старинной холщовой рубахи «туникообразного» покроя, надеваемой во время обрядов опахивания (то есть запашки вокруг) села при падеже скота и других бедствиях, первого засевания поля, первого покоса, дожинок, свадьбы, похорон, при ряжениях. Женщины наряжались в украшенные рубахи, которые так и назывались – «покосница», «пожнивная». Рубаха, в которой ходили каждый день, называлась «хожалая», в праздники – «посвяток», «добрая»; в «последней», «печальной», «горемычной» рубахе клали в гроб.
     Возраст женщины можно было определить и по способу украшения подола рубахи. Девушки носили рубахи с вышивкой по всему подолу, ибо сорочка у девушек ничем не прикрывалась. Женские рубахи украшались по подолу лишь спереди – там, где они были видны между полотнищами распашных понев. В одежде старых женщин подолы вообще не украшались.
     Итак, мы видим, что для каждого возраста, каждого торжественного случая, праздников, будней предназначался особый костюм, который имел свой строго определенный смысл, позволяющий человеку органично входить в окружающий мир, гармонировать с ним. Ведь все, к чему прикасались наши предки, к чему они прилагали свое творчество, умение, с чем сталкивались в повседневном быту: устройство дома, изготовление утвари, сельскохозяйственных орудий, сев, жатва, охота, изготовление одежды, печение хлеба и так далее – все являлось непременным отражением представлений людей о мире: небе и земле, черном и белом, жизни и смерти, о добрых и злых существах, живущих рядом с человеком в доме, хлеву, в колодце и на огороде, в болоте и в лесу.
     Так, народное сознание донесло до нас свое, особое представление и об одежде. Одеяние наших предков – это не просто специальным образом скроенный кусок материи, а костюм, который должен оберегать человека от порчи, сглаза, козней ведьм, домовых и прочей нечистой силы. Все эти существа ирреального мира, известные нам по страшным завораживающим сказкам для доброго и мудрого нашего предка были реальными, живущими с ним бок о бок врагами или друзьями, шалунами и проказниками.
     Так, чтобы не подвергаться действию вредного глаза соседки или плохого настроения домовика, человек носил одежду, подпоясанную красным поясом-оберегом: уж очень не любит нечистая сила круг (ведь пояс кругом человека опоясывает), да еще красного цвета. А случись, корова захворает, так и ей от порчи пояс на рога повесят. «Спасательный пояс» ткали сами из красной нитки и очень им дорожили. В некоторых местах был обычай ткать этот пояс молча, в течение одного вечера. Существовало поверье, что пояс надо постоянно носить на голом теле в не снимать его даже в бане. А, может быть, и тем более в бане, поскольку издавна считалась она прибежищем нечистой силы.
     О парализующем действии пояса на нечистую силу можно прочитать в древнерусском сказании «Чудо Георгия о Змие»: очередная жертва кровожадного Змея, царевна Елисава, по совету Георгия, сняла с себя пояс и обвязала его вокруг шеи чудовища, и заклятый Змей покорно пошел за царевной в город, где и был поражен Георгием. После этого чуда горожане обратились в христианство.
     Обыкновенный пояс, свившийся гибкой змейкой на полке нашего гардероба, имеет магическую силу солярного круга; это символ Солнца, Неба, Огня – всего, что рождает Жизнь, охраняет и оберегает человека. Символика круга – очень древняя. Она возникла в эпоху космического мировоззрения, когда человек и природа были слиты воедино: человек ощущал себя частью вселенной, космоса, и космос был в человеке. Люди поклонялись всемогущему, дарящему жизнь Богу Солнца – Хорсу, испокон веков искали у него защиты от своих врагов.
     Вспомните знакомую с детства ситуацию, когда сказочный герой спасается от своих преследователей: «Но тут пропели зорьку первые петухи...» Петухи возвещают о рождении нового дня, о скором появлении Солнца, и нечистая сила спешит убраться восвояси. А как не вспомнить знаменитого гоголевского «Вия». Летит сквозь тихую лунную ночь безобразная ведьма-старуха верхом на несчастном философе Хоме Бруте. Чем ближе заря, тем больше слабеет старуха, и, наконец, теряет силы и ведьмарский облик: «Ох, не могу больше! – произнесла она в изнеможении и упала на землю. Он стал на ноги и посмотрел ей в очи: рассвет загорался, и блестели золотые главы вдали киевских церквей. Перед ним лежала красавица, с растрёпанною роскошною косою, с длинными, как стрелы, ресницами». Итак, первые лучи Солнца лишили ведьму ее колдовской силы.
     А помните, как спасается Хома Брут от уже умершей ведьмы-панночки, когда ночью в церкви читает отходную и молитвы по усопшей? «Она идет прямо к нему. В страхе очертил он около себя круг. С усилием начал читать молитвы и произносить заклинания, которым научил его один монах, видевший всю жизнь свою ведьм и нечистых духов. Она стала почти на самой черте; но видно было, что не имела сил переступить ее, и вся посинела, как человек, уже несколько дней умерший <...>. Наконец гроб вдруг сорвался с своего места и со свистом начал летать по всей церкви, крестя во всех направлениях воздух. Философ видел его почти над головою, но вместе с тем видел, что он не мог зацепить круга, им очерченного, и усилил свои заклинания. Гроб грянулся на середине церкви и остался недвижным. Труп опять поднялся из него, синий, позеленевший. Но в то время послышался отдалённый крик петуха. Труп опустился в гроб и захлопнулся гробовою крышкою». И далее: «Он только крестился да читал как попало молитвы. И в то же время слышал, как нечистая сила металась вокруг его, чуть не зацепляя его концами крыл и отвратительных хвостов. (...) Все глядели на него, искали и не могли увидеть его, окруженного таинственным кругом».
     Итак, «таинственный круг» – символ Солнца – охраняет человека от чар нечистой силы. Так и пояс, обвиваясь вокруг человека, образует тот же магический круг-оберег.
     А бывало и наоборот: человек на некоторое время заключает сделку с нечистой силой. Тогда он снимает нательный крестик, развязывает пояс и призывает темные силы помочь ему в каком-то нечистом деле. Снятие пояса означало отход от нормы, от должного поведения и готовность к антиповедению. Здесь, вероятно, кроется объяснение возникновения переносного значения глагола «распоясаться». Возможно, история слова сохранила древнее представление славян о поясе-обереге. На святках девушки также снимали пояс: гадания о будущей судьбе, о суженом, замужестве предполагали колдовскую помощь нечистой силы. В зимние святочные «страшные» вечера (они так и назывались), в темной бане перед зеркалом с двумя свечами, закрывая от ужаса глаза, но так, чтобы сквозь щелку можно было разглядеть отражение суженого, загадывали девушки о своей судьбе.
     В пушкинском «Евгении Онегине» находим мы чудесное описание «преданий простонародной старины», святочных гаданий, шуток, забав. И в этой «энциклопедии русской жизни» можно найти указание на снятие пояса перед гаданием. Перед тем, как заснуть и увидеть во сне своего суженого, Татьяна снимает пояс и кладёт под подушку зеркало:

Татьяна поясок шелковый
Сняла, разделась и в постель
Легла. Над нею вьётся Лель,
А под подушкою пуховой
Девичье зеркало лежит.
Утихло все. Татьяна спит.

     «Указание на то, что «Татьяна поясок шелковый сняла», – не простое описание раздевания девушки, готовящейся ко сну, а магический акт, равнозначный снятию креста», – отметил Ю. М. Лотман.
     К счастью, язык сберёг до нашего времени некоторые уникальные доказательства связи народных представлений с живым словом. Вот, на пример, замечательное слово «махры», или «подмахорники», – название поясных украшений в виде непарных подвесок в Воронежской области. Такие украшения надевали женщины во время совершения старинных свадебных обрядов, родин или крестин. Тайну этого слова раскрыла этнограф Н. П. Гринкова. Оказывается, одна часть слова (ма-) восходит к значению «высокий, высший», а другая (-хор-) – ведёт к древнерусскому Хор-с, имени Солнечного божества. Значит, в данном случае охранительная сила самого пояса-оберега подкреплена еще и магией слова, в которое как бы инкрустировано имя того, перед кем бессильны любые проявления тьмы.
     Итак, в народном сознании одежда была связана с отражением картины «мира Божьего», она являлась как бы посредницей между людьми и внешними силами природы. И замечательно, что мы можем приоткрыть для себя эту прекрасную древнюю картину, сохраняя бережное отношение к нашему культурно-историческому наследию и пытливое внимание к вечному таинственному Слову.

Коротенко Л. Г. "О моде, поясе и солнце" Русская речь, № 2, 1992. С. 74-79.