Вопросы генезиса одежды тувинцев-кочевников

С. И. Вайнштейн

     Сравнительно-исторический анализ западнотувинского комплекса одежды позволяет сделать вывод, что его основные черты начали формироваться здесь еще в скифское время. Уже ранние кочевники знали туникообразггую распашную одежду, в основе кроя которой было одно центральное полотнище с отверстием для головы и разрезом спереди (2-й тип покроя туникообразной одежды по В. Л. Сычеву)¹. Он же связывает генетически такую одежду с теми ХКТ, в которых преобладало скотоводство. Как полагает В. Л. Сычев, этот тип развился из нераспашной одежды, которая сохранилась на западе кочевого мира лишь у арабов, причем в свою очередь нераспашная одежда у скотоводов восходит к культурам земледельцев². Между тем уже ранние кочевники звали как нераспашную, так и распашную одежду. Последняя была распространена у скифов и сакских племен, в том числе в Южной Сибири, что удается проследить по многочисленным изображениям и отдельным находкам одежды в погребениях. Происхождение туникообразной распашной одежды, по крайней мере у народов Южной Сибири, нет необходимости связывать с культурами землевладельцев, так как она была известна и таежным племенам, вероятно, еще в древности, когда материалом для пошива одежды могли служить не только ткани, получаемые путем обмена у соседних оседлых народов, но и мех. Такой покрой (западносибирский, по типологии Н.Ф. Прытковой)³ был известен у хантов, манси, ненцев, шорцев и других народов, причем мех, применявшийся для подобной женской одежды у ненцев, хантов и манси, не давал возможности для раскроя из перекинутых полотнищ, хотя все признаки этого типа одежды фиксируются. К тому же, выйдя из лесов в соседние степные районы, охотничьи предки кочевников Сибири, вступившие в контакты с оседлыми народами и заимствовавшие у них доместицированных животных, освоив кочевой быт, могли использовать традиции распашной одежды, известные им еще в энеолите (таков, например, "фрак" эвенков с нагрудником⁴), для перехода к более удобному туникообразному способу ее раскроя.
     Обратимся к характеристике конкретных форм истории костюма у кочевых скотоводческих народов Саяно-Алтая. Наиболее древний слой восходит к скифской эпохе.

     Рис. 1. Одежда древних кочевников. 1, 2 – "мужской кафтан" из третьего Пазырыкского кургана. Алтай. Скифское время. 3 – шелковый кафтан из Ноинулинского кургана №6. Монголия. Гуннское время (по С. И. Руденко).

     В погребениях этого времени на Алтае имеются хорошо сохранившиеся экземпляры распашной одежды – знаменитый длиннополый катандинский халат с узкими рукавами из раскопок В. Радлова⁵ и фрагменты еще одного костюма (этого же кургана) из собольего меха, покрытого шелковой материей с нагрудником⁶. С. И. Руденко считал, что "единственная аналогия по покрою этой одежды – мирэлен таежных эвенков"⁷. Интересен и туникообразный распашной войлочный мужской кафтан из третьего Пазырыкского кургана. Его покрой был, по-видимому, характерен для одежды древних кочевых скотоводов. С. И. Руденко не ставит вопрос о назначении этого кафтана, лишь упоминая о его сходстве с рубахой из второго Пазырыкского кургана⁸, однако этнографические материалы позволяют дать ответ на этот вопрос. Трудно предположить, что пазырыкский "кафтан" служил рубашкой или надевался поверх нее, так как он очень широк (в плечах ширина 1,18 м) и очень короток (от ворота до нижнего края – 1 м). Назначение загадочного "мужского кафтана" из третьего Пазырыкского кургана (рис. 1.1) разъясняется материалами современной тувинской этнографии. Как уже отмечалось, именно такие размеры имели тувинские дождевики хевенек, причем последние также шились из войлока. Определенное сходство имеет и их покрой: дождевики шили с широким открытым воротом, завязывали двумя-тремя вязками и кроили из цельных больших полотнищ, причем на спинной части делали небольшие надрезы (см. рис. 1.2). Подобные дождевики известны и монголам, а также некоторым другим пародам, что отмечалось выше.
     Следовательно, есть все основания полагать, что "кафтан" из Третьего Пазырыкского кургана служил дождевиком. Характерно, что вместе с дождевиком в третьем же Пазырыкском кургане найден капюшон⁹. Отметим, что капюшон из войлока – необходимая принадлежность дождевиков как в Туве, так и в Монголии, еще Г. Рубрук писал о монголах, что "из войлока они делают также плащи, чепраки и шапки против дождя"¹⁰. Куртки-дождевики хевенек часто фигурируют в тувинском эпосе. Дождевики из войлока у тувинцев и монголов¹¹, как и у других кочевых народов, таким образом, можно рассматривать как одни из древнейших видов одежды кочевых скотоводов, сохранявших в течение более чем двух тысяч лет особенности своего кроя.
     Можно полагать, что кочевые скотоводы Тувы скифского времени имели общие особенности в одежде не только с населением Алтая, но и с другими племенами ранних кочевников Евразии. По всей вероятности, как и у скифов, верхней одеждой основной массы ранних кочевников Саяно-Алтая служили короткие распашные меховые куртки, которые подпоясывались ременным поясом. Судя по многочисленным изображениям скифов, можно прийти к выводу, что для них была присуща манера запахивать свою одежду налево. Левосторонний запах одежды был в это время характерен и для племен Средней Азии, о чем, в частности, свидетельствует терракотовая статуэтка из Кой-Крылган-кала в Хорезме, датируемая IV–III в. до н. э.¹²
     Исключительный интерес представляет отмеченная выше находка во втором Пазырыкском кургане фрагментов женской одежды с дельным станом и вышитыми рукавами, которая дополнялась нагрудником¹³. С нагрудником была и детская одежда¹⁴. Все это характеризует одежду енисейского типа, бытовавшую (помимо Саяно-Алтая) лишь у таежного населения Сибири¹⁵.
     Головные уборы скифского времени представляют значительный интерес, свидетельствуя о распространении ряда таких форм, которые, оказавшись хорошо приспособленными к условиям быта в открытых степях и к верховой езде, сохранялись у кочевников весьма устойчиво вплоть до этнографической современности. Так, в Третьем Пазырыкском кургане сохранился капоровидный головной убор из кожи и войлока с двумя длинными лопастями¹⁶. Убор такого типа мы видим на изображении скифа на ножнах меча из Чертомлыкского кургана¹⁷. В Томском музее¹⁸ хранится фигурка всадника, едущего на верблюде, одетого в короткую куртку и капорообразный головной убор с островерхой тульей и мысом, опускающимся на затылок [датируется скифским временем¹⁹]. Аналогичный капор на голове скифа, натягивающего тетиву, на рельефе знаменитого золотого кубка из кургана Куль-Оба²⁰. Подобные головные уборы, как отмечалось выше, сохранялись у тувинцев и монголов²¹ до начала XX в.
     По всей вероятности, и тувинская традиция ношения женщинами кос с накосниками восходит к скифскому времени, свидетельство чему – находки накосников (впрочем не плоских, а круглых) в курганах Уландрыка²².
     Ранние кочевники пользовались длинными штанами и мягкой кожаной обувью. Любопытно, что скотоводы Саяно-Алтая уже в скифское время знали войлочные чулки с пришивной подошвой²³. Традиция носить войлочные чулки с пришивной подошвой, о чем уже шла речь выше, сохранялась у кочевников (в том числе у тувинцев-скотоводов) до недавнего времени. Любопытно, что так же, как и теперь у тувинцев и монголов, верхний край чулков, выступавших над обувью, у населения Алтая в скифское время украшался нашивными аппликациями, причем орнаментальные мотивы этих аппликаций и тех, которые используются современными тувинцами и монголами, во многом совпадают²⁴.
     Во втором Башадарском кургане была найдена обувь, состоящая из высокого голенища, головки и подошвы, причем голенище было сделано в виде мозаично сшитых кусков темной и светлой кожи, расположенных в шахматном порядке²⁵. Подобный покрой был характерен и для сапога из второго Пазырыкского кургана²⁶. Обувь, конструируемая указанным образом, сохранилась у народов Саяно-Алтая и поныне, и с этим регионом связывается ее распространение в Сибири.
     Особенно следует отметить находку в Башадарском кургане обуви, сконструированной из голенища и подошвы без головки²⁷, что указывает на связь с таежной культурой населения Сибири, у которого подобную обувь шьют из камусов. Заметим, что обычай украшать голенище шерстяных чулок мозаичным узором из расположенных в шахматном порядке клеточек сохранился поныне в Средней Азии у киргизов²⁸.
     Не менее интересно и то обстоятельство, что жители Алтая скифского времени надевали на ноги две пары войлочных чулок, сначала более длинный, а затем короткий. Этот обычай сохранился поныне в отношении меховых чулок у тоджинцев и тофаларов.
     Таким образом, материалы по одежде сакских племен Алтая позволяют сделать неожиданный вывод, что их культура не только включала переднеазиатские заимствования, что обычно подчеркивается в работах С. И. Руденко и некоторых других исследователей, но и испытала сильное воздействие племен, в значительной мере связанных с культурой лесных охотников. Если к "скифским" и переднеазиатским заимствованиям можно отнести халат катандинского типа, то к заимствованиям у лесного населения следует прежде всего отнести одежду с нагрудником, обувь без головки и капоры.
     В гуннское время шло дальнейшее развитие форм одежды кочевников, причем в эту эпоху заметно влияние на костюм центральноазиатских хунну, в особенности знати со стороны оседлых народов Восточной Азии, хотя у рядового населения, по всей вероятности, древние традиции сохранялись более устойчиво. Впрочем, распашную одежду даже знатные хунну, в отличие от китайцев, продолжали запахивать налево, как и скифы.
     На левосторонний запах одежды хунну указывают китайские источники ханьского времени²⁹. В ноинулинских погребениях было обнаружено несколько халатов, в том числе из шелка и войлока. С. И. Руденко показал в своей книге войлочный халат запахнутым направо³⁰, но это, несомненно, ошибка. Халат был мною осмотрен в Государственном Эрмитаже, где он хранится, и есть все основания полагать, что его запахивали налево. То обстоятельство, что его правая пола частично разрушена, также говорит в пользу предположения о том, что ее носили поверх левой, оказавшейся менее изношенной.
     Покрой шелкового кафтана и войлочного халата, крытого шелком, найденных в Ноинулинском могильнике, различался. Покрой войлочного халата из кургана № 6 Ноин-улы очень близок к покрою халатов у современных тувинцев и монголов типа кимоно (рис. 1. 3). Следовательно, этот покрой был известен кочевникам Центральной Азии уже в гуннское время.
     Головные уборы хунну представлены в курганах Ноин-улы тремя находками. Один из них, сшитый из двух одинаковых половин войлока, имеет широкую тулью с овальным верхом и полями, прикрывающими уши. Сшиты обе половины продольным швом. Здесь мы видим форму, которая сохранилась у тувинцев в обычае выкраивать головные уборы с широкой тульей и охватывающими ее полями, сшивавшимися из двух половин (маактыг борт), В связи с изложенным нельзя не отметить неточности, допущенной С. И. Руденко, который, поместив фотографию этого убора³¹, тем не менее пишет, что указанный головной убор островерхий. Это неверно, так как верх тульи не острый, а уплощенно-овальный, в отличие от островерхих уборов, которые также бытовали у хунну, как ранее у скифов и позднее у кочевников евразийских степей XIX – начала XX в. На существование таких островерхих головных уборов у хунну указывают их изображения на фигурках всадников³².
     Чрезвычайно интересны налобные повязки хунну, найденные в Ноин-уле³³. Ныне они исчезли из бытовой одежды у скотоводов Центральной Азии и Южной Сибири, но сохранились в шаманских головных уборах тувинцев, кетов и некоторых других сибирских народов, о чем пойдет речь ниже. Нельзя не отметить и такой, несомненно, очень любопытный факт – наличие на передней части одной из этих налобных повязок вышитых спиралевидных изображений, весьма типичных позднее для шаманских налобных повязок тувинцев. Таким образом, можно полагать, что шаманские налобные ползки тувинцев генетически связаны с подобными головными уборами гуннского времени.
     Следующий позднекочевнический слой в одежде тувинцев, восходит к древнетюркскому времени, когда на территорию Тувы проникают племена тюрков-тугю с характерными для них этнокультурными традициями, оказавшими значительное воздействие на последующие формирование культуры тувинского этноса³⁴.
     Археологические раскопки позволяют судить о материале, из которого шили одежду древние тюрки [выделанная кожа животных, мех, привозные шерстяные ткани и шелк], а также о покрое некоторых ее видов, украшениях³⁵, об облике людей³⁶.
     Из различных источников известно, что древние тюрки носили распашную одежду, подпоясывая халат кожаным ремнем с металлическими бляхами. Однако по поводу манеры запахивания халатов, а это одни из важных этнических признаков, единства мнений нет. Некоторые исследователи полагали, что древнетюркский халат запахивался направо, т. е. так же, как это делают современные тувинцы, и, следовательно, этот обычай у них можно возводить по крайней мере к древнетюркскому времени. А. Д. Грач писал, например, что на китайских погребальных статуэтках VII–IX вв. мы можем видеть тюркскую одежду (в тех случаях, когда левая пола показана наверху). Впрочем, в другом месте той же монографии А.Д. Грача встречается противоположное утверждение, но, как было разъяснено автором, в тексте была допущена опечатка. А. Д. Грач замечает по этому поводу: "Мною было неоднократно подчеркнуто, что запахивание одежды справа налево... не тюркская черта"³⁷. Л. Р. Кызласов также считает, что "тюрки-тугю... носили наверху левую полу"³⁸. Среди сторонников данной точки зрения можно назвать и Л. Н. Гумилева, который рассматривая вопрос об этнической принадлежности воинов, изображенных на глиняных статуэтках из Туюк-Мазара, замечает: "Они не китайцы, так как носят левую полу наверху (левополые – кочевники, в частности тюрки)"³⁹.
     Его вывод основывается на уже упоминавшейся фразе из китайской хроники Чжоу-шу, которая в переводе Н.Я. Бичурина звучит так: "Обычай тукюэсцев: распускают волосы, левую полу наверху носят"⁴⁰. В тексте первоисточника интересующее нас свидетельство выражено термином цзо-жэнь⁴¹. Сочетание цзо-жэнь употреблялось китайцами для характеристики северных кочевых племен уже в древности. В Луньюй приводятся слова Конфуция о том, что если не Гуань Чжун, одержавший победу над кочевниками, то древние китайцы были бы порабощены и им бы пришлось отказаться от своих исконных обычаев: они вынуждены были бы, в частности, запахиваться на варварский манер (цзо-жэнь)⁴². Объясняя это место источника, комментатор ХIII в. Син Бин пишет: «"жэнь" означает "пола"; если пола запахивается налево (цзо), то это называется "цзо-жэнь"»⁴⁴. Такое толкование термина общепринято, и в новейшем издании энциклопедического словаря "Цыхай" мы находим следующее пояснение к этому термину: "цзо-жэнь – верхняя пола, запахивается налево, в отличие от обычая, характерного для жителей Китайской равнины"44. Таким образом, перевод Н. Я. Бичурина является ошибочным: он прямо противоположен смыслу источника.
     Обычай запахиваться направо (левая пола наверху) – одна из наиболее устойчивых традиций китайской одежды, прослеживающаяся с I тысячелетия до н.э. вплоть до настоящего времени. Левый запах, с точки зрения древнего китайца, – признак, отличающий иноземца. Именно поэтому автор Чжоушу, описывая обычаи тюрков, специально отмечает две наиболее существенные особенности, не свойственные китайцам, – волосы, ниспадающие на спину, и одежду, запахиваемую налево.
     У большинства исследователей интерпретация не расходится со смыслом первоисточника. П. Демийвиль, например, следующим образом переводит фразу из письма кагана Шаболио, в котором тот сетует на невозможность изменить тюркские обычаи: "Уничтожить полу (их одежды, которая запахивалась налево)"⁴⁵. На той же точке зрения стоит и Лю Маоцай. Он неоднократно отмечает, что тюрки запахивались налево, и подчеркивает, что в этом их отличие от китайцев, которые носили одежду с правым запахом⁴⁶.
     Ошибка Н. Я. Бичурина повлекла за собой ряд досадных недоразумений. Обращаясь к изображению древнего тюрка, приводимого Лю Маоцаем, А. Д. Грач пишет: "Любопытно, что, хотя прическа тюрка соответствует обычаям каганата, правая пола одежды у него наверху. Лю Маоцай публикует это изображение вместе с фотографиями статуэток китайских горожан, причесанных по-китайски, но с левой полой наверху, по-тюркски... Лю Маоцай использует эти примеры, чтобы показать, что в отдельных, очень редких случаях культурное взаимовлияние древних китайцев и тюрков отражалось на манере ношения одежды"⁴⁷.
     Однако, в действительности, сопоставляя изображения китайцев и тюрка, Лю Маоцай имел в виду отнюдь не манеру ношения одежды (левый или правый запах). В этом отношении опубликованные им изображения не представляли ничего необычного: у китайцев, причесанных по-китайски, халат запахнут по-китайски, направо, а у тюрка – по-тюркски, налево. Внимание Лю Маоцая привлекло другое – то, что как у тюрков, так и у китайцев халаты в данном случае имеют широкие вырезные лацканы. Автор цитирует работу японского исследователя Е. Харады⁴⁸, который пришел к выводу о том, что наличие вырезных лацканов на одежде некоторых китайцев тайского времени свидетельствует о заимствовании ими некоторых элементов тюркского халата. В этой одежде с лацканами⁴⁹ Харада увидел так называемую "одежду варварского покроя эпохи Тан", – заключает Лю Маоцай⁵⁰. Заметим, что в согдийских росписях Синьцзяна VI–VIII вв. все изображенные на них люди в распашной одежде показаны с запахом ее налево, левосторонний запах одежды мы встречаем и на фресках Пенджикента⁵¹.
     Каменные изваяния могут быть ценным источником для суждения об одежде древних тюрков Саяно-Алтая, Монголии, Семиречья. На большинстве изваяний, на которых можно проследить запах одежды, он справа налево [правая пола наверху]⁵², что подтверждают сообщения письменных источников по этому поводу. Однако нашему выводу, казалось бы, противоречат опубликованные Л. А. Евтюховой прорисовки двух изваяний из Монголии (№ 77 и 78), где отчетливо виден запах слева направо (левая пола наверху). Прорисовки сделаны по фотографиям комитета наук МНР. Оба изваяния четко связаны стилистическим единством, причем одно из них особенно резко отличается от хорошо известного круга древнетюркских изваяний, что отметила и Л. А. Евтюхова⁵³. Не исключено, что указанные изваяния изображали людей в китайской одежде и были сделаны китайскими мастерами. По тем же причинам непригодно для изучения древнетюркской одежды и изваяние № 45 (по Л. А. Евтюховой) из Тувы⁵⁴.
     На ряде древнетюркских изваяний из Тувы (№ 6, 22, 24, по А.Д. Грачу)⁵⁵ одежда изображена с широкими лацканами. Видимо, это была характерная черта покроя халата древних тюрков Центральной Азии, на которую обратил внимание еще Харада⁵⁶. Ношение широких лацканов, как и манера запахивать одежду налево, неизвестна тувинцам XIX – начала XX в., что указывает на исчезновение этих традиций у населения Тувы лишь в послетюркскую эпоху.

     Рис. 2. Гравированный рисунок на валуне из могильника Кудыргэ (по А. А. Гавриловой).

     Известный рисунок, выгравированный на валуне из Кудыргэ на Алтае⁵⁷, показывает нам, что халаты носили длинные, почти до земли (запахнуты халаты, разумеется, налево). Рисунок этот (рис. 2) позволяет выявить еще одну деталь одежды: вдоль края верхней полы нашита широкая полоса, вероятно, ткани более темного цвета, – обычай, в несколько измененной форме и поныне сохраняющийся в одежде народов Центральной Азии. На обкладке луки седла из древнетюркского погребения в Кудыргэ на Алтае можно увидеть выгравированные фигурки всадников в коротких куртках и длинных штанах, стянутых у щиколотки⁵⁸. Сопоставление рисунков на валуне и обкладке луки седла позволяет сделать вывод, что у древних тюрков (как и у тувинцев) в XIX – начале XX в. были и длиннополые шубы, и короткая меховая одежда. Последнюю надевали на промысел, в частности – на охоту, сцену из которой изобразил художник на седле.
     Изваяния дают весьма яркое представление и о характере головных уборов древних тюрков. Прежде всего следует отметить капорообразную шапку с небольшим выступом, опускающуюся на лоб, полукруглым мысом, прикрывающим заднюю часть шеи, и наушниками, скрепленными вязкой на затылке⁵⁹. Судя по одному из изображений, по шапке шел продольный шов⁶⁰, из чего можно заключить, что ее шили из двух одинаковых половин. Аналогичный головной убор, как отмечалось, известен поныне под названием калбак борт тувинцам. Заметим, что если на изваянии № 44 (по Л .А. Евтюховой) из Тувы⁶¹ этот тип головного убора показан как бы обшитым мехом, то на изваянии № 37 из Тувы⁶², по-видимому, изображен головной убор из сукна или войлока, что характерно именно для тувинских шапок этого типа. На древнетюркских изваяниях показаны также тюбетейкообразные уборы типа тувинского довурзак⁶³, головные уборы цилиндрической формы с приплюснутой⁶⁴ и заостренной вверх тульей⁶⁵, а также другие типы⁶⁶.
     Существенной частью костюма служил кожаный пояс, обычно богато украшенный нашивными бронзовыми, серебряными и даже иногда золотыми бляхами и пряжками⁶⁷. Подобные украшения пояса упоминаются в различных письменных источниках, в том числе в енисейских древнетюркских надписях⁶⁸. Они детально изображались почти на каждом каменном изваянии. Пояса с наборными бляхами имеются на десятках изваяний Саяно-Алтая и Монголии⁶⁹. Обычно для украшений служили четырехугольные и полукруглые бляхи с прорезями в нижней части, а также сердцевидные. К поясам подвешивали своеобразные фигурные пряжки, к которым привязывали мешочки и сабли, а возможно, и кинжалы.
     Детали подобных поясов, а иногда и целые пояса находили в древнетюркских курганах. Такой, почти целый пояс, найденный мною в кургане в урочище Кара-Чога в Туве⁷⁰, поразительно схож с поясом, изображенным на каменном изваянии, стоявшем в Туве на берегу р. Шеми⁷¹.

     Рис. 3. Подвесные пряжки. 1–6 – подвесные декоративные пряжки и их эволюция (1 – из Пазырыкских курганов. Скифское время. 2 – из кугана Кара-Чога. Древние тюрки, 3–6 – тувинские. Начало XX в.).

Оба пояса украшены очень сходными бляхами: справа и слева с них свисают группы узких ремешков с концевыми бляхами, причем в каждой группе есть лировидная пряжка (рис. 3. 2).
     Впоследствии подвесные пряжки модифицировались. В конце XIX – начале XX в. они уже состояли у тувинцев из двух частей, а иногда лишь из металлического кольца. Мне удалось обнаружить переходную форму таких пряжек, бытовавшую в XVIII – начале XIX в., в одном из поздних погребений (рис. 3. 5), благодаря чему можно проследить их эволюцию⁷² (рис. 3. 1–6).
     Наборные пояса были распространены в кочевнической среде от Центральной Азии до Передней Азии и восточноевропейских степей. Кожаные пояса с наборными бляхами, бытовавшие у тувинцев еще в конце XIX в., можно рассматривать как пример сохранения традиций древнетюркского костюма⁷³.
     Характерным украшением древнего тюрка были и серьги, которые носили как женщины, так и мужчины. Их изображали также на каменных изваяниях, нередко находят в могилах⁷⁴. Серьги делали из бронзы, серебра, золота, достигая в их изготовлении большого ювелирного мастерства.
     Костюм мужчины дополнялся оружием, висевшим на поясе, – кинжалом или мечом [или саблей]. Их изображения на каменных изваяниях встречаются довольно часто⁷⁷.
     Определенный интерес представляет также вопрос о древности традиции ношения кос мужчинами у тувинцев. В этой связи было бы важно установить, носили ли их древние тюрки, обычаи которых оказали существенное влияние на формирование этнокультурного облика тувинского народа.
     О том, что в древнетюркской среде было принято носить усы и бороду, свидетельствует значительное число изваяний, на которых изображены усы и борода (по Л. А. Евтюховой – около половины всех изваяний⁷⁶). По данным А. Д. Грача, из 58 тувинских изваяний 37 имеют усы или бороду⁷⁷. Усы и бороды изображены также на других изваяниях⁷⁸. Однако о прическе древних тюрков в литературе было высказано два противоречивых мнения. Согласно точке зрения, разделяемой большинством авторов, тюрки времен каганата носили косы. Вместе с тем некоторые исследователи настаивают на том, что центральноазиатские тюрки носили длинные волосы, распущенные по плечам⁷⁹. Придерживаясь последней точки зрения, А. Д. Грач основывался на переведенном Н. Я. Бичуриным тексте древнекитайской хроники Чжоушу⁸⁰. Л.Р. Кызласов, возражая Грачу, отметил, что современный исследователь китайских сведений о тюрках Лю Маоцай⁸¹ интерпретирует сочетание "распущенные волосы" (пэй-фа) как "косы" (бянь-фа)⁸².
     Однако отождествление терминов пэй-фа и бянь-фа было предложено впервые не Лю Маоцаем, а китайскими учеными XVIII в. Так, основоположник критической школы в китайской историографии Цуй Дунби (1740–1816) в своем исследовании изречений Конфуция прямо говорит о том, что пэй-фа может иметь значение бянь-фа⁸³. Другой китайский историк Лю Баонань (начало XIX в.) пишет: "Согласно (китайскому) обычаю, по достижении определенного возраста юноша или девушка связывает волосы в пучок и укладывает его на голове... Варвары же не следуют этому обычаю и заплетают волосы так, чтобы они ниспадали назад"⁸⁴. Ссылаясь на средневековых комментаторов, он определяет основное значение пэй-фа как "волосы, не связанные в пучок", т.е. носимые не по-китайски⁸⁵.
     В китайских описаниях иноземных народов встречаются упоминания о двух типах некитайских причесок: коротко подстриженные волосы (цзянь-фа) и длинные ниспадающие волосы (пэй-фа). В первом случае подчеркивалось, что в отличие от обычаев китайцев волосы подрезались; во втором противопоставлялась манера ношения длинных нестриженых волос. Таким образом, с точки зрения китайца, косы относились к категории пэй-фа.
     Это обстоятельство помогает нам уяснить смысл тех упоминаний о прическе древних тюрков, которые содержатся в "Истории агван Мойсея Каганкатваци". Здесь мы снова сталкиваемся с кажущейся противоречивостью источника – точно так же, как противоречивы, на первый взгляд, свидетельства о прическе тюрков, содержащиеся в Чжоушу. Автор "Истории агван... " называет тюрков "народом косоносцев", но в другом месте изображает осаждающее Чора тюркское войско "широколицей толпой... в образе женщин с распущенными волосами"⁸⁶.
     Интерпретируя эти сообщения Каганкатваци, М. И. Артамонов исходит из того, что в составе тюркского войска, помимо собственно тюрков, были также и представители других этнических групп, подчиненных им, – "Жители полей и гор, живущие в городе или на открытом воздухе, бреющие головы и носящие косы"⁸⁷. По мнению М. И. Артамонова, косы носили угорские племена, бритыми головами отличались болгары, тюрки же носили длинные волосы, распущенные по плечам⁸⁸. Последнее утверждается со ссылкой на А. Я. Бичурина и на византийского историка Агафия. Однако в тексте сочинения Агафия мы не обнаруживаем оснований для вывода о том, что тюрки не носили кос. Напротив, описывая обычаи франков, Агафий отмечает: "Запрещено правителям франков когда-либо стричься, и они остаются с детства нестрижеными: как можно видеть, волосы их красиво падают на плечи и спереди посередине разделены пробором, а не так, как у турок и аваров, – непричесаны, запущены или красиво заплетены"⁸⁹.
     Свидетельство Агафия является аргументом не за, а против мнения о том, что тюрки не носили кос. В самом деле, в "Истории агван..." длинноволосые тюрки противопоставляются жителям Албании, которые стригли волосы; в Чжоушу говорится о том, что тюрки "распускают волосы" в отличие от китайцев, укладывающих волосы на макушке; наконец, в книге "О царствовании Юстиниана" противопоставляются два вида прически (свободно ниспадающие волосы и косы), которые, с точки зрения китайца были бы объединены понятием пэй-фа. Таким образом, понятие "распущенные волосы", встречающееся в переводах китайских и армянских источников, отнюдь не идентично, так как сопоставляются различные типы причесок.
     С этой точки зрения, ни в Чжоушу, ни в "Истории агван... " нет противоречий в описании прически тюрков. О косах у тюрков говорят все известные нам письменные источники⁹⁰. В частности, автор Синь таншу замечает при описании обычаев одной из народностей Юго-Восточной Азии: "заплетают косы подобно тюркам"⁹¹. Все это говорит о том, что косы были одним из этнических признаков тюрков на огромной территории от юго-востока Европы до Центральной Азии. Впрочем у средневековых монголов мужчины тоже носили косы. По свидетельству Г. Рубрука мужчины у них "выбривают себе на макушке головы четырехугольник и с передних углов ведут бритье макушки головы до висков... В углах затылка они оставляют волосы, из которых делают косы, которые заплетают, завязывая узлом до ушей"⁹².
     Но не исчез ли этот обычай у предков тувинцев еще до завоевания Тувы маньчжурами и возник заново лишь под их влиянием? В этом отношении любопытна точка зрения Г. Е. Грумм-Гржимайло, который писал: "Мне не удалось, однако, выяснить, составляло ли ношение кос исконный обычай ядра урянхайской народности или он вызван был, как повсеместно в Монголии и Китае, требованиями маньчжуров, которые ввели его как внешний знак вассальной зависимости. Вопрос этот был бы решен, если бы мы знали, как носили свои волосы те сойоты, которые отошли к России по договору 1727 г.; в этом отношении имеется только одно указание, а именно, что бутогольские сойоты в настоящее время носят косы; отмечу, однако, что дубо, т.е. туба, изображались китайцами с распущенными по плечам волосами, и что вообще среди племен, населявших Мо-бэй, т.е. страны, лежащие к северу от Гобийской пустыни, обычай заплетать волосы в косу был, по-видимому мало распространен"⁹³. Последнее утверждение маститого ученого вызывает возражение, так как обычай ношения кос у народов Центральной Азии был широко распространен не только в древнетюркскую эпоху, но и ранее⁹⁴. Вряд ли в период, предшествующий маньчжурскому завоеванию, этот древний обычай исчез у предков тувинцев.
     Возвращаясь к истории костюма, отметим, что существенный историко-генетический слой в одежде западных тувинцев связан со средневековым послемонгольским развитием, когда в этнических и культурных процессах важную роль играли монгольские племена, интенсивно проникавшие в Туву начиная с XIII в.⁹⁵ Поэтому целесообразно остановиться на тех особенностях средневекового монгольского костюма, которые имеют определенные черты сходства с одеждой тувинцев и могут рассматриваться как генетически с ними связанные.
     Об одежде средневековых монголов позволяют судить как описания путешественников, так и ряд сохранившихся изображений.
     Значительный интерес представляет вопрос о манере запахивания одежды монголов. Китаец Пэн Дая, путешествовавший по Монголии в 1233 г., определенно указывал, что "их верхнего платья пола запахивается направо"⁹⁶. Об этом же свидетельствуют и многие изображения монголов ХIII–XIV вв. в китайских, персидских и других источниках того времени. В кочевом мире манера запахивать халат была важным этническим признаком, по которому монголы в ХIII в. отличали себя от тюрков. "Татары (монголы. – С.В.) отличаются от турок, – писал Г. Рубрук, – именно тем, что турки завязывают свои рубашки с левой стороны, а татары всегда с правой"⁹⁷.
     Между тем, как показали недавние исследования М. В. Крюкова, в последнее время появилось много новых материалов для изучения особенностей костюма, привнесенного в Китай монголами после их завоеваний. Анализ этих материалов позволил ему установить любопытную особенность – мужские верхние халаты монголов имеют запах направо, т.е. не отличаются в этом отношении от традиционной китайской одежды, а у женщин – налево. Учитывая, что имеющиеся материалы свидетельствуют и о том, что одежда киданей была вначале левозастежной, как и у саньбийцев, М. В. Крюков приходит к вполне обоснованному заключению, что и у монголов одежда первоначально запахивалась подобно одежде тюрков – налево. Лишь позднее, под влиянием китайцев, возможно, через киданей, у монголов начал распространяться правосторонний запах, который прежде всего усвоили от иноземцев мужчины⁹⁸, что было, добавлю от себя, одной из характерных общих закономерностей заимствования "чуждых" элементов одежды в процессах взаимодействия этнических культур на протяжении многих веков.
     По всей вероятности, манера запахивать одежду налево была свойственна всем древним коневодческим народам. Думается, что такой способ ношения одежды был вызван определенными удобствами левого запаха при посадке на коня в условиях, когда стремена еще не были известны (садились на коня только слева). После изобретения стремян манера запахивать одежду уже не влияла на удобства посадки на коня. О том, что монголы значительно позднее, чем тюрки, начали осваивать степи Центральной Азии и в процессе распространения у них кочевого скотоводства и теснейших культурных контактов заимствовали у последних не только лексику, касающуюся ряда домашних животных, но и некоторые достижения их культуры, теперь накапливается все больше фактов⁹⁹. Левосторонний запах одежды, видимо, не был в этом отношении исключением.
     Вместе с тем несомненно, что влияние китайской культуры на одежду монголов коснулось не только манеры ее запаха. Во всяком случае из описания монгольской одежды второй половины ХIII в., приведенной Сюй Тином, очевидно, что китайское влияние здесь было более велико. Так, о монгольском халате Сюй Тин писал, что его шили так же, как древние китайские халаты, с широкими складками в поясе, четырехугольной верхней полой и таким же воротничком¹⁰⁰. Манера запахивать одежду направо была воспринята предками тувинцев у монголов, вероятно, еще в средневековье, став характерной и для мужчин, и для женщин, во всяком случае в XIX – начале XX в. различий в манере запахивать одежду между теми и другими уже не было, как, впрочем, и у монголов и у других народов Южной Сибири.

     Рис. 4. Рисунок "хунну" в китайском источнике XIV в., изображающий кочевника этого времени, вероятно, монгола.

     Однако тюркское население Центральной Азии, подвергшееся в этом отношении непосредственному или опосредствованному воздействию монгольской культуры, по-видимому, далеко не сразу перешло на новую, "монгольскую манеру" запахивания одежды. Косвенным свидетельством в пользу такого предположения служат китайские рисунки "хунну" XIV¹⁰¹ (рис. 4) и даже XVII в.,¹⁰² которые, можно полагать, изображали современных китайцам кочевников центральноазиатских степей.
     Монгольский слой в истории тувинского костюма характеризуется не только появлением правостороннего запаха одежды, но и использованием кушака, кожаной обуви с загнутым вверх носком и многослойной войлочной подошвой, а также распашной туникообразной одеждой, стан которой выкраивали по типу кимоно (распространен у южных алтайцев, бурят, монголов, калмыков).
     По всей вероятности, у монголов XIII в. были распространены и нагольные шубы, столь характерные для их традиционной одежды ныне, так же, как и у тувинцев, и у некоторых других тюркских народов. Во всяком случае нагольные шубы мехом внутрь монголы в XIII в. имели, причем, как и другие кочевники, зимой носили поверх нее нередко вторую шубу мехом наружу. "И зимою они всегда делают себе по меньшей мере две шубы: одну, волос которой обращен к телу, а другую, волос которой находится наружу к ветру и снегам", – писал Г. Рубрук¹⁰³.
     Матерчатые кушаки из цветной ткани, вытеснившие у тувинцев кожаные наборные пояса, по-видимому, также проникли в Туву вместе с монголами еще в XIII в. Они были типичной частью одежды того времени у монголов, у которых были описаны как европейскими, так и китайскими путешественниками. Сюй Тин отметил, что монголы "скручивают (полоску) красного пли фиолетового шелка и (перевязывают) платье поперек по талии". Далее он пишет, что такой пояс носят, по-видимому, чтобы "при езде верхом пояс был туго обтянут, ярко выделялся и выглядел красиво"¹⁰⁴.
     Новый – восточноазиатский – слой в культуре западнотувинской одежды связан с маньчжурской эпохой, когда Тува находилась в подчинении у циньского Китая. Одной из особенностей костюма маньчжуров был ступенчатый вырез в верхней части левой полы. Халат такой формы был обязательным компонентом официального костюма, введенного маньчжурами законодательным путем в подчиненных ими районах, включая и Китай, превратившись постепенно в характерную деталь простонародной одежды105. Можно полагать, что к концу XVIII в. престижный халат с маньчжурским ступенчатым раскроем левой полы стал господствующим в одежде тувинской знати, а позднее – и остального населения.
     Между тем о происхождении ступенчатой полы в одежде тувинцев существует и другая точка зрения. Так, В. П. Дьяконова по поводу одежды тувинцев писала, что фасон левой полы в тувинском тоне "несомненно ... обусловлен раскладкой шкуры мехом внутрь, стремлением использовать ее таким образом, чтобы меньше было отходов"¹⁰⁶. Это предположение вряд ли может быть принято не только потому, что оно противоречит рассмотренным выше историческим фактам, но и потому, что одежда, которая шилась мехом внутрь, была известна многим древним и современным народам, в том числе древнему населению Тувы, однако ступенчатый вырез на левой поле не применялся. Более того, у тувинцев, как и у алтайцев, и у монголов, ступенчатый вырез характерен прежде всего для одежды из ткани. Как указывалось выше, промысловую одежду из меха и шкур, а также будничную нагольную одежду из овчин, особенно у бедняков, иногда кроили и без ступенчатого выреза на левой поле. А у бедняков, как известно, сохраняются наиболее архаичные покрои. Они, надо полагать, были более, чем баи, заинтересованы в меньшем количестве отходов.
     Точку зрения В. П. Дьяконовой поддержал В. Л. Сычев (по недоразумению ее вывод был приписан им Л. П. Потапову, опубликовавшему в своей книге ее работу с соответствующими ссылками¹⁰⁷), который считал, что у маньчжуров на раннем этапе их истории покрой одежды был характерным для охотников¹⁰⁸. Однако приведенные выше материалы и то обстоятельство, что ни у одного из таежных народов Евразии, не испытавшего прямого или опосредованного влияния маньчжуров, нет ступенчатого выреза на левой поле, не позволяют принять этот вывод.
     Надо остановиться еще на одной, довольно распространенной ошибке. Некоторые этнографы, в том числе Л. П. Потапов, называют ступенчатый вырез в одежде "монгольской полой", полагая, вероятно, что она является традиционной для монгольской одежды. Он утверждает, что указанная особенность монгольского костюма, как и другие, стала характерна для алтайцев, потому что монгольские этнические элементы вливались в состав алтайцев "в период Чингисхана и в Ойратский период"¹⁰⁹.
     Однако объяснить распространение ступенчатого выреза проникновением монголов в состав народов Южной Сибири в период Чингисхана нельзя, так как ни на одном из изображений монголов XIII–XIV вв. ступенчатых вырезов в халатах еще нет. Появляются они у них так же, как и у южных китайцев, лишь после подчинения маньчжурам.
     Следовательно, к восточноазиатскому слою в тувинской культуре восходят ступенчатый (маньчжурский) вырез на левой поле, "маньчжурские" головные уборы с заостренной стеганой тульей, украшенные шишечкой, с высокими полями и опускающие сзади, в разрез полей двумя лентами, а также некоторые особенности украшений костюма, в частности – включение в их орнаментацию китайской символики, что уже рассмотрено мною в работе по истории тувинского искусства¹¹⁰. Вместе с тем, строго говоря, восточноазиатский слой включает не только поздние элементы одежды, проникшие к тувинцам в период маньчжурского господства, но и некоторые более древние. Так, вероятно, к древним восточноазиатским заимствованиям относится покрой типа кимоно, хотя он был известен центральноазиатским кочевникам уже в гуннское время. Попутно замечу, что шаманский плащ тоджинцев также имел покрой типа кимоно, причем покрой этих плащей очень древен, так как они не имели надставных пол и использовались с нагрудником. Весьма древним заимствованием являются и полые "китайские" шариковые медные пуговицы, которые известны уже в погребениях Тувы древнетюркского времени, и некоторые другие элементы традиционной тувинской культуры. Однако необходимо отметить, что китайцы в свою очередь заимствовали достижения кочевнической культуры в сфере одежды. В частности, круглые шапки, известные тувинцам, а ранее – древним тюркам и, вероятно, проникшие в Китай еще в древности, сохраняются там и поныне¹¹¹. Таким образом, в культуре одежды западных тувинцев выявляются несколько основных историко-генетических слоев: 1) раннекочевнический, 2) позднекочевнический (древнетюркский), 3) средневековый монгольский, 4) восточноазиатский.
     Восточнотувинский охотничье-оленеводческий комплекс одежды также включает несколько историко-генетических слоев. Наиболее значительный – древний дооленеводческий слой охотников саянской тайги, восходящей, по крайней мере, к энеолитическому времени. К нему можно отнести распашную одежду с цельным станом, раскраиваемым из одной шкуры; "тунгусский нагрудник", сохранившийся в шаманском одеянии; камусную обувь с голенищами с прямым срезом верха, пришитыми непосредственно к подошве; архаические капорообразные головные уборы, а также, по-видимому, головной убор из птичьей кожи и перьев. Формы одежды этого слоя находят определенные аналогии у кетов, селькупов, хантов. Параллели к ней выявляются в одежде энцев и нганасанов, а также эвенков. Связь этнической истории кетов и самодийских народов с Саянами признается большинством исследователей. Однако до последнего времени оставалось неизвестным, что одежда т. н. енисейского типа имела распространение и у саянских народов¹¹², поэтому ее генезис этнографы были склонны связывать только с севером. В одной из моих ранних работ мне уже пришлось указывать на вероятную связь кетской распашной одежды данного типа не с северными, а с более южными традициями¹¹³. Древнейший ареал распашной одежды, надо полагать, включал и Саяно-Прибайкальский регион. Исходя из того, что одежда рассматриваемого типа распространена главным образов в бассейне Енисея, от его верховьев до низовьев, и что движения этнических групп с севера на юг здесь вряд ли имели место (все достаточно четко прослеживаемые передвижения шли в бассейне Енисея с юга на север), можно достаточно уверенно связывать происхождение этого типа одежды с верховьями енисейского бассейна, т. е. с Саянами. Следовательно, можно предположить, что на север одежду т. н. второго варианта енисейского типа принесли те кетские и самодийские группы, которые продвинулись вниз по Енисею с Саян. Отметим в этой связи и то, что левосторонний запах одежды, который был присущ, в частности, кетам, восходит к древним традициям коневодов.
     Использование для шитья одежды енисейского типа архаичных приемов раскроя цельных шкур не исключает ее происхождение из южных таежных районов, примыкавших к Центральной Азии. С другой стороны, сходство второго и третьего вариантов енисейского типа, установленное Н. Ф. Прытковой (последний вариант прослеживается у авамских эвенков и эвенков с верховьев Нижней и Подкаменной Тунгусок, у негидальцев и эвенков¹¹⁴) и не находившее ранее приемлемого объяснения, может быть разъяснено теперь общим ареалом происхождения их одежды енисейского типа и вообще реальными контактами древнего населения Саян и Прибайкалья. Причем очевидно, что народы, этническая история которых была связана с Саянами, несли ее на енисейский Север, а тунгусские народы – на Северо-Восток Сибири.
     К указанному комплексу следует отнести "тунгусский" нагрудник, сохранившийся у тувинцев-оленеводов¹¹⁵ и тофаларов в шаманском ритуальном костюме, о чем пойдет речь ниже.
     М. Г. Левин, полемизируя с А. П. Окладниковым и Г. М. Василевич, не без оснований отказывался считать нагрудник специфической принадлежностью тунгусского костюма, отмечая наличие его в одежде енисейских народов (кеты, селькупы, энцы, нганасаны и др.). Однако вряд ли можно согласиться с выводом М. Г. Левина, полагавшего, что распространение нагрудника у народов енисейского Севера связано с неким "юкагирским пластом" в их этногенезе¹¹⁶. Наличие общего Саяно-Прибайкальского для енисейского типа одежды разъясняет возможность проникновения тунгусского нагрудника к указанным народам.
     К этому же древнему комплексу охотников саянской тайги относятся обувь тувинцев-оленеводов и головные уборы типа капоров. С охотничьей таежной одеждой был, по-видимому, связан и головной убор из птичьей кожи и перьев у тувинцев-оленеводов. Как было показало выше, древний комплекс одежды лесных охотников южносибирской тайги, сохранившийся наиболее полно в костюме тувинцев-тоджинцев и тофаларов, начал воздействовать на культуру степных скотоводческих племен еще в эпоху ранних кочевников в условиях их тесных контактов с таежным населением Саяно-Алатая. Возможно, что и определенные группы таежного населения, жившего на стыке тайги и степей, проникали в нее, осваивая кочевые формы скотоводства, приходившие на смену подвижному охотничьему быту. Любопытно, что и в антропологических материалах погребений сыынчюрекской культуры могильника Кокэль монголоидный компонент антропологи связывают с популяциями, распространенными еще в эпохи неолита и бронзы в Забайкалье¹¹⁷.
     Последующее развитие отдельных видов одежды у населения восточносаянской тайги, в особенности после возникновения оленеводства, было тесно связано с развитием форм одежды у их степных соседей, населявших сопредельные степные долины Верхнего Енисея. Испытывая в течение веков культурное влияние степных племен, одежда охотников-оленеводов включает ныне слои, синхронные рассмотренным у западных тувинцев. Но несмотря на эти влияния традиционная одежда охотников-оленеводов сохранила свои самобытные и отличные от западнотувинских формы, которые восходят в основном к дооленеводческому слою в ее культуре. Так, таежное население восточной Тувы и в древнетюркское время, судя по сообщению Таншу племенах туба (дубо), одевалось в одежду из меха и оленьих шкур, а "бедняки носили одежду из птичьих перьев"¹¹⁸. Изготовление одежды (головных уборов) из птичьей кожи с перьями, о чем шла речь выше, было характерно для тоджинцев еще в нынешнем веке.
     В заключение надо отметить, что в начале XX в. традиционная одежда (в особенности западных тувинцев) начала дополняться новыми элементами – покупными сапогами русского производства, костюмами, шляпами, платками и т.п., но связанные с этим вопросы выходят за пределы темы нашего исследования.

1 Сычев B. Л. Из истории плечевой одежды народов Центральной и Восточной Азии (К проблеме классификации) // СЭ. 1977. № 3. С. 39.
2 Там же.
3 Прыткова Н. Ф. Верхняя одежда // ИЭАС. М.; Л., 1961. С 237.
4 Древнейшая одежда с нагрудником, датируемая глазковским временем, обнаружена в памятниках Прибайкалья (II тыс. до н.э.); см.: История Сибири. Л., 1968. Т. 1, С. 200.
5 Видонова Е. С. Катандинский халат // Тр. ГИМ. 1938. Вып. 8.
6 Руденко С. И. Культура населения Горного Алтая в скифское время. М.; Л., 1953. С. 115–117.
7 Там же. С. 111.
8 Там же. С. 107.
9 Там же. С. 108.
10 Рубрук Г. Путешествие в восточные страны. М., 1957. С. 99.
11 Вяткина К. В. Монголы Монгольской Народной Республики // ТИЭ. Н.С, М.; Л. , 1960. Т. 60. Рис. 18, в.
12 Кой-Крылган-кала – памятник культуры Древнего Хорезма IV в. до н.э. – IV в. н.э. // Тр. Хорезм. археолого-этнографической экспедиции (АН СССР Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая), М., 1967. Т. 5. Табл. XXV, 8.
13 Руденко С. И. Культура населения Горного Алтая... С. 115–117. Табл. 97.
14 Там же. С. 117–118.
15 Прыткова Н. Ф. Верхняя одежда. С 237.
16 Руденко С. И. Культура населения Горного Алтая... С. 113–114. Табл. 96-2.
17 Толстой И. И., Кондаков Н. П. Русские древности в памятниках искусства. СПб., 1889. Вып. 2. С. 146, рис. 123; Руденко С. И. Культура населения Горного Алтая... С 115.
18 Музей истории материальной культуры Томского гос. универститета. Колл. № 6278-172.
19 Членова Н. Л. Происхождение и ранняя история племен татарской культуры. М., 1967. С, 164. Т. 36, рис. 4.
20 Сокровища скифских курганов в собрании Гос. Эрмитажа. Прага. Л., 1966. Табл. 232.
21 Вяткина К. В. Монголы... Рис. 18, г.
22 Кубарев B. Д. Курганы Уландрыка. Новосибирск, 1987. С. 94.
23 Руденко С. И. Культура населения Горного Алтая... С. 112. Рис. 59.
24 О раннекочевническом слое в тувинском народном искусстве см.: Вайнштейн С. И. История народного искусства... С. 155–156. Рис. 101, 102.
25 Руденко С. И. Культура населения Центрального Алтая в скифское время. М.; Л., 1960. С. 52. Рис. 29.
26 Руденко С. И. Культура населения Горного Алтая... Табл. 96, рис. 4.
27 Руденко С. И. Культура населения Горного Алтая... С. 53.
28 Рукопись АИЭ. Ф. Средней Азии. Отчет Киргизской экспедиции 1955. Альбом 1. №37.
29 Син Бин. Луньюй чжэньи. Шисань цзин чжушу. Пекин, 1957. С. 7. На кит. яз.
30 Руденко С. И. Культура хуннов и ноиндулинские курганы. М.; Л., 1962. Табл. XV.
31 Там же. Табл. XVI, 4,5; С. 42.
32 Сэкай какочаку тайкэй (Энциклопедия мировой археологии). Токио, 1962. Т. 9. Рис. 253. На яп. яз.
33 Руденко С. И. Культура хуннов... Табл. XVI, рис. 1; Табл. XVII, рис. 1,2.
34 Вайнштейн С. И. Очерк этногенеза тувинцев // УЗ ТНИИЯЛИ. Кызыл, 1957. Вып. 5. С. 184–189.
35 Киселев С. В. Древняя история Южной Сибири. М., 1950; Евтюхова Л. А., Киселев С. В. Отчет о работах Саяно-Алтайской археологической экспедиции в 1940 г. // ТР. ГИМ. М., 1941. Вып. 16; Грач А. Д. Археологические раскопки в Монгун-Тайге и исследования в центральной Туве // ТТКЭАН. М.; Л., 1960. Т. 1; Вайнштейн С.И. Памятники второй половины первого тысячелетия в западной Туве //ТТКЭАН. М.; Л., 1966. Т. 2; Fruhmittelalterliche Graber aus West-Tuva. Nach dem Forschungsbericht von A. D. Grac und S. J. Vajnstejn. Dargestellt von R. Kenk // AVA. Munchen, 1982. Bd. 4.
36 См.: Вайнштейн C. И., Крюков M. B. Об облике древних тюрков // ТС. 1966. С. 177–187; материал этой статьи вошел в настоящую монографию.
37 Грач А. Д. Древнетюркские изваяния Тувы. М., 1961. С. 79. Примеч. 22; С. 60; Он же. По поводу рецензии Л. Р. Кызласова // СА. 1965. № 3. С. 306.
38 Кызласов Л. Р. Рец. на кн.: А. Д. Грач. Древнетюркские изваяния Тувы // СА. 1964. .№1. С. 355.
39 Гумилев Л.H. Статуэтки воинов на Туюк-Мазара // Сб. МАЭ. М.; Л., 1949. Т. 12. С. 239.
40 Бичурин Н. Я. Собрание сведений... С 229.
41 Эршисы ши (Двадцать четыре династийных истории). Пекин, 1958. Т. 9. С. 425. На кит. яз.
42 Legge J. Chinese Classics. Peiping, 1940. Vol. 1. P. 228.
43 Син Бин. Луньюй чжэнъи. С 139.
44 Цыхай. Пекин, 1961. Т. 1. С. 410. На кит. яз.
45 Diemieville P. Le concie de Lhasa. P., 1952. P. 209.
46 Liu Mau-tsai. Die chinesischen Nachrichten zur Gesehichte der Ost-Turken. Wiesbaden, 1958. Bd. 2. S. 496, 528.
47 Грач А. Д. Древнетюрские изваяния... С. 79. Примеч. 22.
48 Харада Есито. Сина тодай-но фукусеку (Китайская одежда эпохи тан). Тосе тэйкоку дайгаку бунгаку кие. Токио, 1921. IV. С. 76. На яп. яз.
49 Там же.
50 Liu Mau-tsai. Die chinesischen ...Wiesbaden, 1958. Bd. 1. S. 470.
51 Живопись древнего Пенджикента. М., 1954. Табл. XVI.
52 Грач А. Д. Древнетюрскские изваяния... Рис. 14,40,44; Шер Я. А. Каменные изваяния Семиречья. М.; Л., 1966. Табл. II, 11; Табл. III, 16; Табл. IV, 19; и др.
53 Евтюхова Л. А. Каменные изваяния Южной Сибири и Монголии // МИА. 1959. № 24. С. 99. Рис. 47, 2, 3.
54 Там же. Рис. 27.
55 Грач А. Д. Древнетюркские изваяния... Рис. 14,15,40,44.
56 Харада Есито. Сина... С. 76.
57 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племен. М.; Л., 1965. Табл. VI, 2.
58 Там же. Табл. XVI, 1.
59 Евтюхова Л. А. Каменные изваяния... Рис. 21, 24–26.
60 Там же. Рис. 26.
61 Там же. Рис. 23.
62 Там же. Рис. 20.
63 Там же. Рис. 14,40,2.
64 Евтюхова Л. А. Каменные изваяния... Рис. 3,2; Грач А. Д. Древнетюркские изваяния... Табл. 1,52.
65 Евтюхова Л. А. Каменные изваяния... Рис. 48,2; Грач А. Д. Древнетюркские изваяния... Табл. 1, 22.
66 Кубарев В. Д. Древнетюркские изваяния Алтая. Новосибирск, 1984. С. 22–29.
67 См. Вайнштейн С. И. Некоторые вопросы истории древнетюркской культуры // СЭ. 1966. № 3. С. 79–80. Примеч. 130. Рис. 9,10.
68 Малов С. Е. Енисейская письменность тюрков. М.; Л., 1952. С. 17, 27. 46, 95,97.
69 Евтюхова Л. А. Каменные изваяния... С. 108; Грач А. Д. Древнетюркские изваяния... С. 64–65; Евтюхова Л. А., Киселев С. В. Отсчет о работах... Табл. III, 6, 15; Кубарев В. Д. Древнетюркские изваяния... С. 36.
70 Вайнштейн С. И. Археологические раскопки в Туве в 1953 году // УЗ ТНИИЯЛИ. Кызыл. 1954. Вып. 2. С 148–151. Табл. 8, рис. 9.
71 Евтюхова Л. А. Каменные изваяния... Рис. 20; см.: Вайнштейн С. И. История народного искусства... Рис. 42.
72 См.: Вайнштейн С. И. История народного искусства... С. 94 и след.
73 Наборные кожаные пояса, во многом сходные с древнетюркскими, сохранялись в быту некоторых народов Северного Кавказа до XX в. Так, у балкарцев мною был выявлен наборный пояс, поразительно близкий во многих своих элементах к древнетюркскому поясу из раскопанного мною погребения в могильнике Кара-Чога в Туве. См.: Вайнштейн С. И. Предисловие к кн: А. Я. Кузнецова. Народное искусство карачаевцев и балкарцев. Нальчик, 1982. Рис. 6.
74 Евтюхова Л. А., Киселев С. В. Отчет о работах... Рис. 17, 23; Евтюхова Л.А. Каменные изваяния... С. 62; Грач А. Д. Древнетюркские изваяния... С. ¹⁰⁵; Вайнштейн С. И. История народного искусства... Рис. 41. С. 60; Кубарев В. Д. Древнетюркские изваяния Алтая. Новосибирск, 1984. С. 29–31.
75 Евтюхова Л. А. Каменные изваяния... С. 110–113; Грач А. Д. Древнетюркские изваяния... С. 63–64; Кубарев В. Д. Древнетюркские изваяния... С. 39–43.
76 Евтюхова Л. А. Каменные изваяния... С. 72–120.
77 Грач А. Д. Древнетюркские изваяния... Табл. III.
78 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ... Табл. VI, 1; Кубарев В. Д. Древнетюркские изваяния... Табл. I и след.
79 Грач А. Д. Древнетюркские изваяния... С. 78; Артамонов М. И. История хазар. Л., 1962. С. 155.
80 Бичурин Н. Я. Собрание сведений... Т. 1. С. 229.
81 Кызласов Л. Р. Рец. на кн.: А. Д. Грач. Древнетюркские изваяния Тувы // СА. 1964. №1. С. 355.
82 Liu Mau-tsai. Die chinesischen... Bd. 2. S. 495.
83 Цуй Дунби. Луньюй цзучжэнцзи, [б.м.], [б.г.]. Разд. 2. С. 4.
84 Лю Баонань. Луньюй чжэньи. II // Хуанцин цзиицзе сюйбянь. Шанхай, 1889, Разд. 155. С. 40. На кит. яз.
85 Там же.
86 История агван Мойсея Каганкатваци, писателя X веха. СПб., 1861. С. 105, 110.
87 Там же. С. 104.
88 Артамонов М. И. История хазар. С. 155.
89 Агафий. О царствовании Юстиниана / Пер. ст. и примеч. М. В. Левченко. М.; Л., 1953. С 14.
90 Liu Mau-tsai. Die chinesischen... Bd. 2. S. 53,283, 467, 528–529.
91 Эршисы ши. Пекин, 1958. Т. 3. С. 1575. На кит. яз.
92 Рубрук Г. Путешествие... С. 99.
93 Грумм-Гржимайло Г. Е. Западная Монголия... Т. 3, вып. 1. С. 31.
94 Сиратори К. Об обычае ношения кос у народов Северной Азии // Полн. собр. соч. Сиратори Куратити. Т. 5. Токио. На яп. яз.
95 История Тувы. Кызыл, 1961. Т.1, С. 165 и след; Вайнштейн С. И. Очерк этногенеза... С. 189 и след.
96 КСОТ. С. 140.
97 Рубрук Г. Путешествие... С. 100.
98 Крюков М. В. Материальная культура // Крюков М. В., Малявин В. В., Софронов М. В. Этническая история китайцев на рубеже средневековья и нового времени. М., 1987. С. 119–122.
99 Щербак А. М. Названия домашних и диких животных в тюркских языках // Историческое развитие лексики тюркских языков. М., 1961; Он же. О характере лексических взаимосвязей тюркских, монгольских и тунгусо-маньчжурских языков // ВЯ. 1966. № 3; Вайнштейн С. И. Проблема происхождения и формирования ХКТ кочевых скотоводов умеренного пояса Евразии. М., 1973; Кызласов Л. Р. Ранние монголы // Сибирь, Центральная и Восточная Азия в середине века. Новосибирск, 1975; Рассадин В. И. Бурятская животноводческая терминология как источник по исторической этнографии // Этническая история и культурно-бытовые традиции в Бурятии. Улан-Удэ, 1984.
100 КСОТ. С. 140.
101 Июй гочжи (Описание других стран, XIV в.). На кит. яз.
102 Тушу цзичэн (Свод сочинений, XVII в.). На кит, яз.
103 Рубрук Г. Путешествие... С. 98.
104 КСОТ. С. 140.
105 Сычев В. Л. Из истории... С. 45.
106 Дьяконова В. Л. Материалы по одежде... С. 241–242.
107 Потапов Л. П. Очерки народного быта... С. 13.
108 Сычев В. Л. Из истории... С. 45.
109 Потапов Л. П. Одежда алтайцев. С. 53.
110 См. Вайнштейн С. И. История народного искусства... С. 159 и след.
111 Стариков B. C. Материальная культура... С. 102.
112 Прыткова Н. Ф. Верхняя одежда. С. 238.
113 См.: Вайнштейн С. И. К вопросу об этногенезе кетов // КСИЭ. М., 1951. Вып. 13. С 45; ср.: Алексеенко Е. К. Кеты. С. 142–143.
114 Прыткова Н. Ф. Верхняя одежда. С. 237–238.
115 См.: Вайнштнейн С. И. Тувинцы-тоджинцы. С. 180. Рис. 152.
116 Левин М. Г. Этническая антропология и проблемы этногенеза народов Дальнего Востока. М., 1958. С. 189.
117 Алексеев В. П., Гохман И. П. Антропологический состав и происхождение населения, оставившего могильник Кокэль // Проблемы антропологии древнего и современного населения Советской Азии. Новосибирск, 1986. С. 103.
118 Бичурин Н. Я. Собрание сведений... Т. 1. С. 348. Рис. 1. Одежда древних кочевников. 1, 2 – "мужской кафтан" из третьего Пазырыкского кургана. Алтай. Скифское время. 3 – шелковый кафтан из Ноинулинского кургана №6. Монголия. Гуннское время (по С. И. Руденко). Рис. 2. Гравированный рисунок на валуне из могильника Кудыргэ (по А. А. Гавриловой). Рис. 3. Подвесные пряжки. 1–6 – подвесные декоративные пряжки и их эволюция (1 – из Пазырыкских курганов. Скифское время. 2 – из кугана Кара-Чога. Древние тюрки, 3–6 – тувинские. Начало XX в.). Рис. 4. Рисунок "хунну" в китайском источнике XIV в., изображающий кочевника этого времени, вероятно, монгола.

Вайнштейн С. И. Вопросы генезиса одежды / Мир кочевников центра Азии. М.: Наука, 1991. С. 185–207.