Вульф К.
Жесты можно понимать как миметические движения тела, с их помощью человек уподобляется миру и присваивает его себе, в них он представляет и выражает себя. Они относятся к важнейшим формам выражения и представления субъекта. Поскольку человеческое тело постоянно проявляет себя в ходе историко-культурного становления, его жесты тоже должны читаться в современном и актуальном для них контексте. Попытка понимать жесты как универсальный язык тела не оправдала ожиданий. Исторические и культур-антропологические исследования показали, сколь разное понимание жестов в различных культурах и в разные исторические периоды [Bremmer, Roodenburg 1992]. Жесты – означающие движения тела, в основе которых интенция, не проясняющая, однако, полностью их форму выражения и представления. Разница между жестами как телесными формами выражения и представления и языковым значением жестов, придаваемым им интерпретацией, не снимаема. Содержание жеста выходит за пределы его интенциональности, оно познается только в миметическом исполнении.
Жесты играют важную роль в процессе человеческой самодоместификации, превращения человека в домашнее существо. В них внутреннее и внешнее совпадают. Будучи обязаны своим существованием открытости человека миру, они одновременно с помощью конкретизации ограничивают эти условия человеческого бытия. Это ограничение культурно и исторически допустимых возможностей жестикуляции обеспечивает социальную принадлежность и безопасность. Через освоение определенных жестов устанавливаются доверительные отношения с отдельными людьми и группами. Человек знает, что означают определенные жесты, как они расцениваются, как на них нужно отвечать. Жесты делают поведение человека предсказуемым. Они часть языка тела, который многое сообщает членам коллектива друг о друге. Даже если эти послания скорее часть неосознанного восприятия чужого и себя, чем сознательное знание о другом, его ощущениях и интенциях, все же их роль значительна. Они включены в социальное знание, которое индивид приобретает в ходе социализации и которое играет значительную роль в адекватном управлении его действием.
Значение жестов изменяется в зависимости от пространства и времени. Различия есть также в отношении пола и класса. Многие жесты специфичны для определенного пола или класса; другие же, как кажется, универсальны, независимы от класса и пола. Некоторые жесты связаны с социальным пространством, с институцией. Такие институции, как церковь, суд, больница и школа, требуют употребления определенных жестов и выступают с санкциями при их пренебрежении. Своим требованием исполнять специфические для институции жесты последние проводят свою власть. При исполнении этих жестов институциональные ценности и нормы вписываются в тело членов коллектива или адресатов институции и благодаря повторяемому «исполнению» получают подтверждение своей действенности и законности. К таким специфически институциональным формам выражения тела по сей день относятся жесты смирения (церковь), почтения (суд), тактичности (больница), внимания и вовлеченности (школа). Если эти жесты не исполняются, то представители институции воспринимают это как критику социальной и общественной легитимации своей институции. Как правило, следствием этого становятся санкции. Поскольку в этих институциях часто пребывают люди, зависящие от них, то угроза санкций приносит свои плоды. Через мимезис специфически институциональных жестов члены сообщества подчиняются нормативным требованиям институций.
Точно так же специфические для определенного пола отличия инсценируются, повторяются и подтверждаются жестами. Так, например, специфические для пола отличия проявляются в манере мужчин и женщин сидеть, в том, какое пространство они занимают при сидении и как размещают ноги. То же самое выражается при говорении, приеме пищи и питье. Классовые отличия проявляются в ситуативном использовании жестов. В отношении вопросов вкуса эти различия были исследованы Бурдье, который показал, что социальная иерархия учреждается и упрочивается «тонкими различиями» [Bourdieu, 1987} В восприятии этих различий важную роль играет разница телесных жестов и форм выражения. Элиас в своем исследовании цивилизационного процесса показал, что буржуазия подражала придворным жестам, постепенно их перенимала и видоизменяла при этом [Elias 1979]. Темой комедий Мольера как раз и становятся трудности этого процесса преобразования, он высмеивает потуги буржуа, домогающихся повышения социального признания нелепыми жестами. Как власть упрочивается в теле, как она шлифует его формы выражения и представления, приспосабливает его жесты для своих целей, было показано Фуко в «Надзирать и наказывать» [Foucault 1979]. Таким образом, жесты тела служат тому, чтобы создавать, выражать и сохранять культурные различия. Они совершаются в историко-культурном, структурированном властью контексте, в котором только и раскрывается их значение.
Жесты свидетельствуют о главных ценностях общества и позволяют бросить взгляд в структуру ментальности. На примере использования жестов в Средневековье можно показать, какую функцию они выполняли в различных сферах общества и какие выводы можно сделать на их основе об отношении тела и символа, настоящего и истории, религии и повседневности. Жесты сопровождают речь, но имеют и «личную жизнь», без непосредственного отношения к высказыванию. Они часто неоднозначны. Нередко они транслируют послание, дополняющее высказанное, они усиливают отдельные аспекты или выявляют их относительный характер, или же, противореча, вызывают сомнения в услышанном. Часто то, что выражено в жестах, теснее связано с чувствами говорящего, чем его вербальное высказывание. Жесты считаются «более точным» выражением внутренней жизни человека, чем слова, которые в большей мере направляются сознанием.
Чтобы прочитать и раскрыть жест, нужно его постичь миметически. Кто воспринимает жест, тот понимает его, подражая ему и схватывая тем самым специфический характер его телесной формы выражения и представления. Несмотря на то что жесты знаменательны и поддаются анализу, только миметическое подражание схватывает их чувственно-символическое содержание. Как бы ни было важно разделение различных аспектов значения жестов, только с помощью мимезиса можно воспринять телесный способ их представления и выражения. Через мимезис инсценирования жеста происходит телесная переработка, которая соответственно протекает в другом медиуме, не в среде вербальной коммуникации. Через миметическую перцепцию жеста схватывается специфический характер телесного самовыражения другого человека. В уподоблении жестам другого приобретается опыт его телесности и мира его чувств. В мимезисе жестов других людей субъект, ведущий себя миметически, перешагивает границы собственной личности в направлении мира телесного выражения и представления другого. Для него становится возможным опыт внешнего.
Это «выступание» миметически ведущего себя субъекта из собственных структур в мир жестов представления и выражения другого переживается как обогащающее и радостное. Оно ведет к расширению внутреннего мира за счет эстетически-миметического принятия внешнего и дает возможность живого опыта. Эти переживания можно назвать живыми, поскольку миметические силы позволяют постичь в восприятии своеобразие другого. В этом процессе происходит не столько редукция жестов другого до собственных условий миметически действующего субъекта, сколько растягивание восприятия до жестов и условий Другого. И хотя эти два движения трудно однозначно разделить, суть второго состоит в расширении миметически воспринимающего до мира представлений и выражений Другого, центр переносится в мир Другого. В такой ориентации миметического движения в меньшей степени происходит присоединение и захват воспринятого, в большей же растягивание миметически действующего субъекта до телесных жестов Другого. Это увеличение ведет к радостному обогащению жизни, в котором уже Аристотель усматривал отличительную черту мимезиса.
В социальной ситуации жесты являются средством придания смысла. Они выражают чувства и артикулируют настроения. Поэтому их можно понимать как телесно-символическое представление. Часто чувства и настроения, артикулируемые в жестах, не осознаются ни тем, кто их использует, ни тем, кто их воспринимает и на них реагирует. В этом воздействии на подсознательном уровне состоит существенная часть их социального значения. То же самое относится и к жестам, внушаемым институцией, к содержащимся в них ценностям, нормам и претензиям на власть. Они воспринимаются теми, кто соприкасается с институцией, и проходят миметическую переработку, но этот процесс не достигает уровня сознания. Институции часто предоставляют типы жестов, возникшие в их рамках и на протяжении длительного времени шлифовавшиеся, в них представители институций выражают свои социальные претензии. Употребляя «предоставленные» жесты, репрезентанты этих институций встраиваются в традицию институции и ее социальных претензий. Этот процесс, во-первых, ведет к заимствованию социальных жестов, уже сформированных институцией. Во-вторых, миметический характер этого процесса ведет к тому, что жесты, составляющие потенциал институции, не просто репродуцируются, а получают свое оформление в этом заимствовании представителями институции. Мимезис институциональных, уже сформированных жестов открывает репрезентантам институции значительную степень творческой свободы. Это пространство свободы приводит к постепенному изменению форм выражения, представления и значения жестов. То есть в мимезисе институциональных жестов одновременно происходит представление данной традиции и ее изменение. Этот процесс предполагает не просто подражание жестам, а креативное развитие их формы и значения. Так в ходе нового общественного развития жесты, сохраняя свою форму, меняют свое социальное значение. Это подтверждают исследования истории жестов и их развития [Starobinski 1994].
Поскольку институции воплощают свои претензии на власть в жестах своих репрезентантов, то эти претензии перенимаются и без искажений сохраняются через мимезис такого воплощения. Адресаты этих претензий втягиваются в миметический процесс усвоения и креативного развития институциональных ценностей и норм. Так же как адресаты институционального действия в мимезисе институциональных жестов соучаствуют в оформлении их воздействия, так же форма и содержание жестов воздействует на репрезентантов институции. Этому взаимоотношению между представителями и адресатами институциональной жестикуляции отводится большое место в деле понимания социальной функции жестов. Через мимезис институциональных жестов у представителей и адресатов институции устанавливается идентификация с институцией, претензии и действенность которой каждый раз подтверждается исполнением жестов. Жесты становятся символом институции, благодаря которому она проводит границу по отношению к другим институциям и социальным полям. Кто разделяет форму и значение таких символических жестов, тот идентифицирует себя с институцией, в рамках которой они производятся. Миметическим исполнением жестов создается социальная общность, в рамках которой социальные отношения регулируются, в том числе и с помощью жестов. Чувство принадлежности возникает и подтверждается ритуальным совершением жестов. Это верно не только для институций, но и для профессиональных групп, социальных слоев, при гендерной идентификации или же для групп, отличающихся специфической функцией.
Жесты – выражение и представление практического знания, связанного с телом. Его невозможно приобрести с помощью анализа, языка или мышления. Для его приобретения нужен скорее мимезис. Благодаря подражанию жестам и уподоблению им миметически действующий субъект достигает компетенции в сценическом моделировании, применении и в соответствующем обстоятельствам изменении жестов. Исторические исследования антропологической функции жестов показывают огромное общественное и культурное значение сценического поведения. С помощью жестов производится социальный континуум, оглашаются и проникают в поведение людей общественные изменения. Часто при сохранении жестовых композиций проводятся глубокие, но на первый взгляд незаметные изменения значений. Историческое преобразование жестов распространяется на их значения, чувственно-телесную композицию или же на то и другое сразу. Миметическое приобретение жестовой компетенции гарантирует способность исполнять жесты с помощью телесных движений, проводить их в разных социальных контекстах и приспосабливать к требованиям ситуации. В миметическом способе приобретения жесты инкорпорируются, они становятся частью телесной и двигательной фантазии и потому частью связанного с телом практического знания. Это жестовое знание тела возникает во многом независимо от сознания, а значит, и от возможностей дистанцироваться, но именно потому оно оказывает глубокое воздействие.
Вульф К. К генезису социального. Мимезис, перформативность, ритуал / Пер. с нем. Г. Хайдаровой. СПб.: Интерсоцис, 2009. С. 42-47.