Костюм в эстетике кабуки

     Живописную сторону спектакля кабуки составляют декорации, реквизит, грим, парики, костюмы, игра. Сюда относится и художественный эффект в целом, создаваемый совокупностью этих компонентов спектакля.

     Сцена из пьесы «Итинотани фтаба гунки»

     Внимание зрителя прежде всего привлекает красота костюмов. В наши дни существует тенденция использовать экстравагантные ткани, чтобы создать впечатление ослепительного великолепия; но подлинная красота костюмов кабуки не в этой пышности, а в простоте, исполненной тонких нюансов. Если сейчас заботы о костюмах возложены на театр, то почти до середины XIX столетия их изготовление было обязанностью каждого актера. Театр предоставлял костюмы лишь актерам самого низкого ранга.
     Материальные затруднения актеров не позволяли им широко использовать дорогие ткани; кроме того, сказывался и строгий запрет правительства. Актеры всегда стремились создавать красивые театральные костюмы из шелковых и хлопчатобумажных лоскутков. Это обстоятельство, естественно, способствовало созданию самых необычайных сочетаний стилей в костюмах кабуки. Существует техника, носящая название хикинуки. Она позволяет во время представления, на виду у публики, прямо на сцене, превращать один костюм в другой, совершенно не похожий на прежний, и изменять его не один раз, а дважды и трижды. Эта техника, возможно, была изобретена в отместку за то, что актеры кабуки, к их великой досаде, были не в состоянии пользоваться такими богатыми костюмами, как в других театрах. Однако главной целью, разумеется, было создание зрительного эффекта.
     Как нам уже известно, пьеса «Итинотани фтаба гунки» повествует о кровавой драме, развернувшейся на поле брани, поэтому постановка ее не может быть приведена как пример изобразительной красоты театра кабуки. Тем не менее она полна своеобразной прелести, присущей историческим пьесам кабуки, о чем свидетельствуют, например, костюмы героя пьесы Кумагаи. Существуют две манеры исполнения роли Кумагаи, особенно отличающиеся в решении основной сцены – «Дзинъя-но ба» («Сцена в лагере»). К этому мы еще вернемся.
     Имеются, понятно, и два варианта костюмов для Кумагаи. Один состоит из черного бархатного кимоно и камисимо из красного дорогого шелка. Другой – из коричневого шелкового кимоно и черного хлопчатобумажного камисимо, вышитого для большей пышности золотом и серебром. Несколько отличается и грим, хотя лицо одинаково покрывается светло-красным тоном с примесью белого грима и пудрой, после чего наносятся линии кумадори. В таком костюме и гриме герой исполняет в преисполненной драматизма сцене свое коронное миэ. Кумагаи, один из японских легендарных национальных героев, испытав все тяготы войны, становится противником войн.
     Мотивы его новых убеждений следует искать, несомненно, в обстоятельствах сражения на побережье Сума. В этой сцене сражения исполнитель роли Кумагаи надевает парик, никогда и никем другим, пожалуй, не употребляемый. Название этого парика, написанное китайскими иероглифами, буквально означает «львиная шкура». Под «шкурой» здесь подразумевается, по всей вероятности, тот участок кожи, на котором растет грива; следовательно, более точное значение иероглифа – «львиная грива». (Парик называется так потому, что жесткие волосы, развевающиеся во время неистового гнева героя пьесы, действительно напоминают гриву свирепого льва.) Таким образом, миэ в конце сцены сражения на побережье Сума показывает, как скорбь героя перерастает в возмущение. Изображение этого гнева, который мог бы быть назван «вечным гневом», производит неизгладимое впечатление. Здесь мы видим не поддающуюся описанию живописную красоту и эффектную пластику. И эта красота, созданная на подмостках, дает возможность нам, людям нового времени, ощутить всю глубину гнева, клокочущего в душе Кумагаи.
     Когда драматург писал пьесу, он, конечно, мог не подозревать о таком воздействии. И актеры, видимо, об этом не думали. Ведь если бы драматург так написал, а актеры так раскрыли в спектакле его замысел, их сразу бы арестовали и, возможно, распяли. Маловероятно поэтому, что они сознательно ставили перед собой такую цель. И тем не менее актеры, несомненно, в известной мере руководствовались этим. Иначе чем бы мы могли объяснить выбор специального парика для Кумагаи в сцене, символизирующей его гнев. Ведь ключ к пониманию всей этой сцены – в скрывающемся за глубокой скорбью гневе, символизируемом париком Кумагаи.

Ё. Хамамура, Т. Сугавара, Д. Киносита, Х. Минами. Кабуки. М.: «Искусство», 1965. С. 55–56.