Выразительная плоть: косметическая хирургия, физиогномика и стирание визуальных различий

К. Падмор

     Просмотр любого глянцевого журнала у прилавка в супермаркете подтверждает, что излюбленной темой для обсуждения в современных печатных СМИ является особая косметическая практика – косметическая хирургия. Действительно, не проходит и недели без новых статей или рекламных объявлений, касающихся хирургических манипуляций с плотью¹. Можно оставить без внимания поведение героев таблоидов, мужчин и женщин, изменяющих свои тела вслед за капризами моды или за собственным тщеславием. Более продуктивный подход заключается в том, чтобы рассмотреть сложную динамику власти и удовольствия, переплетающихся в косметической хирургии, в контексте социального, исторического и политического дискурсов². В этом эссе речь пойдет об определенных видах пластических операций: я попытаюсь представить различные, пересекающиеся и противоречащие друг другу точки зрения на проблему «красоты», достигаемой при помощи трансформации своей плоти.
     Хотя многие косметические практики являются физически внешними, поскольку затрагивают только поверхность тела, следует признать, что они глубоко связаны с онтологией благодаря символическому социальному резонансу³. Косметика и прическа способны изменить поверхность тела, но их функция заключается также в выражении идентичности индивида. Работая над изменением самой формы, структуры и текстуры тела, пластическая хирургия обращается к внутреннему строению организма – костям, крови, жиру, хрящам. Взаимосвязь косметической хирургии с «внутренним телом» человека наделяет особым сыслом союз телесных практик и представлений об идентичности.
     Во многих культурах лицо осуществляет первый и наиболее значимый контакт с миром. Трансформации лица, в котором сходятся различные концепции субъективности, могут оказать большое психологическое воздействие на индивида и на окружающих его людей⁴. В этом исследовании основное внимание уделяется блефаропластике операциям на глазах. Их цель – хирургическое изменение черт лица – стирание или изменение тех означающих, которые указывают на этническую принадлежность человека. В ходе операции кожа и жировые ткани отделяются от века, а для образования складки или двойного века, ассоциирующегося с «западными» глазами, делается горизонтальный надрез⁵.
     Меня интересует момент пересечения различных факторов – «своего» тела и идентичности, образов, тиражируемых СМИ, исторических дискурсов и коммерческих интересов, – когда женщина решается изменить свои глаза при помощи такой операции. Я буду говорить о сфере удовольствий, напряжения, противоречий и тревог, которые образуют эту связь⁶. Основной вопрос заключается в том, почему примеры трансформации лица в социокультурных дискурсах влияют на живых людей из плоти и крови.
     В Америке типы косметических процедур, которым отдается предпочтение, меняются от одной этнической группы к другой: «В то время как белые женщины в первую очередь стремятся увеличить грудь и избавиться от морщин и жира при помощи процедур подтяжки, липосакции и коллагеновых инъекций, афроамериканки чаще выбирают операции по уменьшению губ и носа; американки азиатского происхождения чаще предпочитают внедрение имплантантов в спинку носа, чтобы сделать его выступающим, или операции по созданию двойного века» ⁷.
     Су-Лин Квек, координатор Совета по делам этнической молодежи штата Виктория, считает, что в Австралии постоянно растет число косметических операций, особенно операций на глазах и носу, для избавления от тех черт, которые не ассоциируются с «англо-американскими»⁸. Хирургическое изменение или удаление определенных физических черт становится все более массовым в Японии, Корее, на Гаваях и Филиппинах⁹.
     Постструктуралистская теория придает особое значение дискурсивным режимам, в рамках и посредством которых становится возможным существование современных субъектов¹⁰. В этой теории понятия идентичности и субъективности не считаются внеисторическими, сущностными, трансцендентыми аспектами Бытия. Скорее, специфика времени и места вписана в индивида и задана на телесном уровне посредством различных (сложных и зачастую противоречивых) культурных дискурсов среды. Живой субъект, облаченный в плоть и кровь, в определенном времени и пространстве тесно связан с социальными и властными отношениями, представленными в дискурсе и опыте¹¹. Постструктуралистский подход отрицает не материальное существование, а то, что эта материальность может быть доступна индивиду вне культурных репрезентаций¹².
     Во многих позднекапиталистических обществах количество визуальных образов стремительно увеличивается¹³. За последнее столетие с развитием печати, кино и телевизионных технологий заметно возросло разнообразие этих репрезентаций и частота, с которой они появляются¹⁴. Такие образы могут оказывать воздействие на онтологический опыт живого тела через процесс инкорпорирования их в телесную схему¹⁵. Согласно Мишель Ле Дёф: «Мы можем постичь глубину, приписываемую образам; они – это, строго говоря, не то, «что я думаю», а скорее то, «посредством чего я думаю», или иначе – «то, посредством чего, как я думаю, можно определить себя»» ¹⁶.
     Очень немногие австралийские журналы публикуют фотографии женщин, чьи черты отличаются от привычных бледных и широкоглазых англо-европейских лиц. Изображения азиаток редко появляются в американских печатных СМИ; на их страницы попадают либо «выглядящие по-евразийски» лица с более широкими глазами, либо унизительные клише или карикатуры¹⁷. Это отсутствие можно проследить на примере выпуска австралийского издания «Клео», в котором были помешены все изображения женщин, размещавшиеся на обложке журнала с 1972 года. Из трехсот фотографий менее десяти не соответствовали европейскому стереотипу бледной широкоглазой блондинки. Ни на одной картинке обложки не было снимков темнокожей женщины¹⁸.
     Лоис-Энн Яманака, американка японского происхождения, которая выросла на Гавайях, вспоминает, что во времена ее молодости изображения женщин, которые не были бы широкоглазыми и белыми, появлялись в СМИ чрезвычайно редко: «Все мы были восточными девочками, которые никогда не видели своих лиц в журналах, на телевидении или в кино. Единственные роли, которые могли получить красивые актрисы-азиатки, напоминали об обычных стереотипах об азиатах... Именно нехватка наших собственных изображений в журналах, литературе, кино и популярной культуре заставляла нас хотеть стать другими – сменить Восток на Запад...»¹⁹.
     Вариации на тему этой гомогенной визуальной нормы публикуются в печатных СМИ. В рекламной кампании «Виртуальная кожа» от «Перспективз» используются изображения трех женских лиц: центральный и самый крупный образ – бледная голубоглазая блондинка; по сторонам от нее находятся бледная кареглазая брюнетка и еще одна женщина с более темной кожей и карими глазами. Эти изображения вносят весомый вклад в построение австралийского «медиаландшафта»²⁰. Однако ограниченный набор визуальных образов, присутствующих в современных «женских» журналах, совершенно не отражает культурное многообразие австралийского общества, каковым оно является по переписи 1996 года²¹.


   Обложки австралийского журнала "Клео" 90-х годов

     Согласно Кристоферу Маргрейву, в течение последних пятидесяти лет влияние американских и европейских СМИ в Азии заметно выросло²². В настоящее время стремление американских и европейских фирм сократить расходы на рекламу привело к тому, что во всех регионах без учета их географических и культурных особенностей, как это было ранее, демонстрируются одни и те же рекламные образы²³. Стремительная унификация СМИ привела к изменению местных идеалов красоты и желаемых стандартов. «Отчасти благодаря широко распространенному влиянию западного телевидения, кино и модных журналов, западная внешность стала считаться предпочтительной в некоторых восточных обществах и особенно среди японцев, многие из которых переняли западные виды спорта, прически и социальные практики. Некоторые пытаются отойти от своего культурного окружения еще дальше, действительно изменяя свою внешность при помощи операций на носу или веках, чтобы повысить свое социальное или профессиональное положение. На Гавайях и в странах Запада, где значительную долю составляют иммигранты с Востока, операции по изменению восточной внешности на западную становятся теперь весьма распространенными» ²⁴.
     Лео Рознер, австралийский пластический хирург и обозреватель «Австралийского женского еженедельника», посвятил одну из глав своей, изданной в 1982 г., книги «P.S. (Эстетическая сторона пластической хирургии)» хирургическим процедурам по «смягчению азиатских черт». Согласно Рознеру, «по мере распространения западного влияния нас все чаще просят изменить азиатскую форму носа и век. Хотя пациент просит сделать его похожим на европейца, чаше всего речь идет о смягчении всех выраженных азиатских черт»²⁵.
     Сравнительно небольшая косметическая операция, подобная этому «смягчению» (предполагается, что неоперированные глаза без супрастарсальной складки «лишены чувственности»), может ощутимо повлиять на уверенность человека в своих силах и его самоуважение. Юджиния Коу утверждает, что «степень, в которой американки азиатского происхождения усвоили, что общество негативно оценивает их естественные черты, лучше всего иллюстрируется следующим фактом: эти женщины чувствуют себя более уверенными в социальных взаимодействиях в результате простого изменения формы их век (то есть благодаря минимальной трансформации своего тела), которое другие могут даже не заметить»²⁵.
     У Лоис-Энн Яманаки визуальное преобладание «западных» образов и отсутствие позитивных японских репрезентаций вызвало беспокойство по поводу собственной внешности и привело к желанию воплотить в своем теле образы, населявшие ее мир. Яманака описывает практики использования клея или липкой ленты для создания на веках двойной складки, как у «западного» глаза, распространенные среди ее подруг в ту пору, когда она росла. В последние годы американки азиатского происхождения добиваются того же эффекта при помощи косметической хирургии.
     Хотя во всем мире среди населения усиливается процесс диффузии, кажется, что «англо-американские» черты часто предлагаются в качестве визуального стандарта, идеала красоты и образца для изменения внешности при помощи косметических операций. При этом культурное своеобразие идеальных образцов, как правило, не признается. Распространено утверждение, что такие хирургические процедуры основаны не на расовых стереотипах, а на «желании лучше выглядеть». Потребительский контекст многих нарративов косметической хирургии также представляет решение сделать операцию как свободный выбор индивида, вслед за песенкой, рекламирующей диетическую «Кока-Колу»: «Ты можешь быть тем, кем ты хочешь, детка. Делай то, что тебе нравится. Это твой выбор, это твоя жизнь, выбери ее. Ты можешь быть тем, кем ты хочешь»²⁸.
     Такая логика означает, что если поступок поможет чувствовать себя лучше, то, согласно слогану фирмы «Найк», надо «просто сделать это», не задавая вопросов о том, почему определенные действия могут приводить к тем или иным последствиям, физическим или психологическим. В позднекапиталистических обществах эстетические трансформации неразрывно связаны с техниками маркетинга продуктов потребления²⁹. Индивидуальные поступки нельзя рассматривать вне контекста системы, использующей рекламные образы для конструирования структур и категорий стиля жизни³⁰. Точно также эстетическую продукцию нельзя рассматривать вне исторических репрезентаций и восприятий расы.
     В этом контексте важно разобраться с идеей косметической хирургии как движения к «лучшей» внешности. Эта фраза подразумевает, что существует универсальная эстетическая парадигма; совокупность черт, о которых «каждый» способен сказать, прекрасны они или уродливы³¹. При таком подходе всякое косметическое изменение тела рассматривается независимо от своеобразных исторических и географических предубеждений и идеологий; утверждается, что физическая внешность превращается в индивидуальный облик исключительно благодаря личному решению³². Отрицается сама необходимость культурной специфичности систем репрезентации и механизмов восприятия; при этом бросается вызов разнообразным «нормам» красоты, меняющимся от эпохи к эпохе и от культуры к культуре³³.
     Насыщенность визуальной среды одним типом лица и отсутствие в ней других вызывает беспокойство, потому что определенные черты внешности становятся нормальными и, следовательно, стандартными. Они превращаются в образец, которого необходимо твердо придерживаться. Согласно такой логике, двойная складка «западного» глаза – «нормальная западная складка», а потому ее отсутствие у «восточного» глаза ненормально³⁴. Черты, отличные от этого образца, определяются в качестве «Другого» по отношению к непризнанной визуальной норме. Обучающие разделы женских журналов, особенно посвященные использованию косметики, также ориентированы на определенный тип глаза, «западный» глаз. Это молчаливое допущение означает, что способы наложения макияжа не подходят для тех глаз, которые не соответствуют образцу. Из такого умолчания следует, что иметь глаза, не подходящие под образец, нежелательно³⁵.
     Предположение, что существует универсальная парадигма «лучшей внешности», стирает этническую специфику «образцового» лица. Впоследствии глаза с одинарной складкой, полные губы и кожа определенного цвета начинают ассоциироваться с «расовыми» особенностями, тогда как широкие глаза и бледная кожа, как принято считать, не указывают на какую-то определенную «расу». Удаление особых черт хирургическим путем вовсе не является избавлением от означающих этнической принадлежности. Скорее это процесс, в котором одна совокупность расовых означающих заменяется другой. Процедуры блефаропластики, рассматриваемые в этом эссе, не стирают расовые означающие; они стирают идеологические основы эстетического аппарата, посредством которого один тип этичности становится невидимым, а «другие» – сверхвидимыми. Это система в которой определенная внешность воспринимается как «этническая», тогда как другая – нет.
     Следует рассмотреть те качества, которые связывают с элементами дихотомии «раса/не-раса». Образы, отличающиеся от образцовой внешности, зачастую конструируются в качестве «экзотических», а немного спустя и в качестве «чужих»³⁶. В частном случае Эбони Макивер, шестнадцатилетней чемпионки по легкой атлетике и модели, журнал «Клео» описывает ее как обладательницу «экзотической» красоты, унаследованной от отца, предками которого были «афроамериканцы и чероки» ³⁷.
     Исторически с такой «экзотической» внешностью связано определенное социальное значение. Многие американки азиатского происхождения решаются на блефаропластику, избавляющую от телесных означающих азиатского наследия, из-за частых негативных ассоциаций между этими означающими и такими чертами характера, как вялость, пассивность, глупость, хитрость и консервативность³⁸. В тоже самое время «западные» черты ассоциируются с умом, находчивостью и уверенностью в себе. Кеннет Даттон так описывает хирургические процедуры: «Решение изменить свою внешность соответствует признанной в обществе норме, отражающей статус, красоту, власть, или какой-либо другой черте, считающейся желательной» ⁴⁰.


   Фото Джона Тонкина

     Зададимся вопросом, каким образом признаки статуса, красоты, власти и ума связываются с определенным типом глаз или формой носа или цветом кожи. Такое ассоциирование напоминает о «науке» физиогномике, которая циркулировала в философских сочинениях от Аристотеля до Лаватера. В физиогномических традициях физические черты интерпретировались как признаки психологических, эмоциональных и интеллектуальных способностей⁴¹. Сиднейский художник Джон Тонкин говорит о том, что эти тенденции очевидны и сегодня. В его инсталляции «Избирательная физиогномика» используется ряд автопортретов, отредактированных при помощи компьютера. Зрителя просят отметить те образы, которые кажутся ему наиболее и наименее «умными», «преступными», «волевыми», «гомосексуальными» и т. д. Суждения предлагается выносить без дополнительной информации, основываясь исключительно на визуальных данных. Готовность многих участников выполнить эти просьбы показывает, насколько «естественной» представляется неявная физиогномическая логика, распространенная в современной культуре⁴².
     Дискурсы расового различия, основанные на той же логике, на протяжении всей мировой истории использовали физический облик/физическую несхожесть для определения понятий «Я» и «Другой». Так, в культуре Просвещения физические особенности людей подразделялись на положительные и отрицательные, символизируя «Я» и «Другого», человечность и звериную дикость, разум и хаос. Используя для самооправдания идею о превосходстве европейской расы, подкрепленную метафорой великой цепи бытия, европейцы конструировали свой позитивный образ, тогда как колонизированные народы символизировали негативного «Другого»⁴³.
     С точки зрения биологии и антропологии, «раса» не является сущностной категорией⁴⁴. Бесчисленные различия между народами ускользают от таких статических и точных определений. Однако исторически эта категория воздействовала и продолжает воздействовать на огромное число людей через разделение социальной и политической власти, связанное с этим термином: «Несмотря на то, что понятие расы кажется мифологическим, мы не можем отрицать того очевидного факта, что обладание определенным набором наследственных особенностей – скажем, темной кожей, или, например, светлыми волосами – может иметь глубокие психологические, экономические и иные социальные последствия, особенно в обществах, где многие не просто делят людей по расовому признаку, но и культивируют идеологию расизма»⁴⁵.
     Значения физических особенностей произвольны, но будучи локализованными во времени и пространстве они обретают конкретный социальный смысл. «Как это ни парадоксально..., но дело не в том, существует или нет реальная причинная связь между индивидом и чертами лица. Проблема заключается в том, что люди искренне верят в ее существование. Такое мнение обыденно, и оно широко распространено»⁴⁶.
     Последствия связи между «индивидом и чертами лица» в ситуации, основанной на разделении власти, могут быть разрушительными. Дискурсы, ассоциирующие физические особенности с психологическими или умственными способностями, повлекли за собой чудовищные последствия: колонизацию африканцев европейцами; последующее порабощение многих африканских народов; истребление и насильственную «ассимиляцию» коренных народов Австралии; уничтожение евреев во время Второй мировой войны в соответствии с гитлеровской программой евгеники; «этнические чистки» в балканских государствах. Этот страшный перечень свидетельствует о реальной социальной власти дискурсов, связывающих умственные и эмоциональные способности с физической внешностью.
     Двойное действие косметических процедур, направленное на стирание «расовых» особенностей, – уничтожение определенных чет в визуальной сфере и умолчание об этнически специфических «западных» чертах в рассуждениях об идеалах красоты – помещает такие процедуры в контекст трагической и кровавой истории. Подобные нарративы необходимо постоянно ставить под сомнение и открыто обсуждать. Возникает вопрос, должен ли человек, решающийся на операции по удалению определенных визуальных черт, считаться угнетенным/колонизированным до такой степени, что он готов изменить свое «я», чтобы ассимилироваться?
     Всякое действие следует рассматривать в контексте предшествующих дискурсов. «Действия, предпринимаемые нами для удовлетворения наших потребностей, редко бывают результатом свободного выбора или открытия. Всегда есть множество предыдущих практик, которые описывают существующие потребности и ограничивают их удовлетворение, тем самым предопределяя, какие именно действия мы должны предпринять»⁴⁷.
     Возможны ли в современной культурной ситуации акты своеобразного «косметического сопротивления»? Нередко считается, что «сопротивление» прямо противоположно «соучастию», и даже исключает его, словно какое-либо действие способно прочитываться как только подрывное или способствующее оздоровлению. Но в современных обществах взаимоисключающие, полярные определения теряют свою адекватность. В сфере косметических практик все то, что можно счесть «сопротивлением», может быть с легкостью нейтрализовано⁴⁸. Точно так же телесные практики, определяемые господствующими идеологиями, способны вызвать позитивные последствия. Если все действия поддаются нейтрализации, то как их оценивать? Как одно действие может быть лучше или хуже другого?
     Согласно Фуко, отношения между властью и знанием – это сложная матрица пересекающихся и противоречивых участков борьбы: «Анализ властных механизмов не стремится изображать власть как одновременно анонимную и всегда побеждающую. Дело скорее в занятых позициях и способах действия, используемых каждой из сторон, в возможностях сопротивления и контрнаступления»⁴⁹.
     Работая в рамках данной парадигмы, я предлагаю один из многих способов подхода к проблеме косметических операций. Он заключается в том, чтобы рассматривать каждую операцию как пространство борьбы, в контекстах истории, идеологии, власти и удовольствия. В эпоху фрагментированного капитализма мы не способны выйти за границы системы капитала»⁵⁰. Всякое действие уже подчинено репрезентации, благодаря которой проявляется наша индивидуальность. Потенциально каждый шаг может быть нейтрализован или оспорен одним или многими дискурсивными режимами. Зная о том, что эта ситуация практически неразрешима, все же следует осторожно двигаться дальше, продолжая формулировать вопросы. Это динамическая система анализа и действия, возможности и практики⁵¹.
     Изучая культуру пластических операций, следует сосредоточить внимание на самом выборе в пользу хирургического вмешательства, когда косметические (и многие другие) социальные дискурсы настаивают на значении физического облика. Если бы решения были свободными, то существовало бы и движение с «Запада» на «Восток». Движение же идет только в одном направлении, а это означает, что выбор делается не без определенного культурного давления. Кажется, что в современной визуальной культуре Запада преобладает эстетика ассимиляции, а не изменчивости. В ней различие считается нежелательным отклонением, а не проявлением социального многообразия, которое нуждается в защите⁵².
     В этом контексте важно понять, какое удовольствие проистекает из приспособления к визуальным нормам. Визуальная идентификация с косметическими нарративами связывает человека со стилем жизни, который они изображают, и, возможно, укрепляют его уверенность в себе посредством повторения и подтверждения. Для мужчин и женщин, живущих и работающих в Японии, предполагаемая связь между «западными» глазами и проницательностью в бизнесе может принести определенную финансовую выгоду. Многие «стили жизни» требуют особого внешнего облика как необходимого условия для желательных событий, например, карьерного роста или завязывания романа⁵³.
     Проблемы «свободного» выбора осложняются травматическими социальными последствиями, которыми может сопровождаться отклонение от принятых, культурно определенных визуальных норм. К ним относятся неуверенность, а также негативная общественная реакция на те или иные физические черты. Для японок, живущих в Америке, изменение формы глаз способно уменьшить травматическое воздействие расовых предрассудков, а также снизить угрозу оскорбления словом или действием⁵⁴. Использование доступных технологий для избавления от определенных визуальных означающих может создать возможности для реализации жизненных планов и раскрытия потенциала индивида.
     Хотя эти факторы должны учитываться при обсуждении телесных практик, следует помнить, что косметическая операция может изменить лицо, но не общество, которое его оценивает. Такие действия не избавляют социум от расистских, сексистских и возрастных предрассудков; они выводят объект этих предрассудков из-под его пристального взгляда. Нужно использовать стратегии, которые могли бы изменить механизмы социального восприятия. Те способы, при помощи которых мы воспринимаем мир, неизбежно зависят от нашей телесности и от пространства, в котором мы живем. Необходимо исследовать механику того, как мы видим, на чем фокусируется наш взгляд⁵⁵.
     Когда символическая логика применяется по отношению к плоти, плоть становится текстом, который прочитывается при помощи определенной стратегии. Как и в любом лингвистическом знаке, отношения между означающим и означаемым произвольны. Этот текст несмотря на сильное социальное влияние, открыт для изменений, и ни одно его прочтение не является абсолютным и окончательным. Это активный процесс: мы можем перечитывать и читать вопреки букве текста. Мы можем преувеличивать, коверкать, искажать, оспаривать, подвергать сомнению и ставить под вопрос наш способ видеть и ощущать. Такой процесс связан с изменением объекта, на который мы смотрим, с трансформацией того, как мы воспринимаем/получаем визуальную информацию. Необходимо вырабатывать новые стратегии чтения тела; стратегии, вводящие новые критерии оценки, помимо оппозиции «хорошее/плохое». Это стратегии должны сопротивляться желанию стереть или гомогенизировать те или иные черты, приветствовать разнообразие опыта и визуальных различий, деконструировать логику, позволяющую трактовать структуры плоти как признаки характера. Все это предполагает рефлективную работу с господствующими дискурсами, вмешательство в них. Подобную деятельность нельзя назвать «абсолютным сопротивлением», скорее, она стимулирует дискуссии и дальнейшие действия.
     Еще один продуктивный метод заключается в том, чтобы трансформировать образы, конструирующие медиаландшафт, – для того, чтобы впоследствии изменились жизненные возможности, которые он предлагает, и парадигмы, в рамках которых мы существуем. Другой возможный подход связан с множественностью определений «красоты». Это особенно важно для Австралии, где, как уже было отмщено ранее, население неоднородно. Необходимо задаться вопросом можно ли изменить то, что Юджиния Коу называет «идеалом красоты господствующей культуры»⁵⁶. Как можно изменить дискурсы, подкрепленные исторически? Насколько легко разрушить здание репрезентации, скрепленное историей?
     Иногда все начинается на уровне отдельной личности. Для Лоис-Энн Яманаки отправной точкой стало изменение визуального баланса вокруг нее и создание своего медиаландшафта. В ответ на негативные клише, связанные с «восточной» внешностью, она окружила себя позитивными образами, подтверждающими и приветствующими ее тип красоты⁵⁷.
     Стратегическая художественная пародия также обладает большим потенциалом. Работы Барбары Крюгер предлагают способ изменить образы, при помощи которых мы мыслим. Крюгер использует сюжеты, инструменты, и терминологию рекламы в сочетании с фашистской визуальной символикой, чтобы указать на исторически обусловленные расистские и сексистские посылки, на которых основаны многие рекламные образы⁵⁸.


   Барбара Крюгер. Твое тело - это поле битвы. 1989 г.

     Хотя большая визуальная представленнность в СМИ людей, чей облик отличается от «образцового», может оказать позитивное влияние на жизненный опыт отдельных женщин и мужчин, само присутствие людей с другой внешностью в масс-медиа способно в то же самое время, превратить эту группу в целевой рынок для маркетинговых стратегий и рекламодателей. Такой рост, в свою очередь, может повысить уровень властного контроля и подчинить еще большую группу людей неуверенности, созданной с коммерческими целями. Действие, подобное этому, амбивалентно и открыто для споров и опротестования. В то же время, вероятность таких протестов нисколько не уменьшает потребность в визуальном разнообразии.
     Приведу еще один пример. Сфера косметической продукции традиционно считается женской. В последние годы стали появляться «средства для красоты», адресованные мужчинам. Статистика пластической хирургии показывает, что в Америке число мужчин, готовых пойти на косметическую операцию, непрерывно увеличивается». Сходная тенденция наблюдается и в Австралии⁶⁰. Этот рост, как мне кажется, связан с тем, что коммерческие компании «увидели» мужчин как практически неиспользованный потребительский ресурс в области красоты.
     Когда изменятся наши способы смотреть на мир, и когда мир будет выглядеть по-другому, появится возможность переноса онтологического акцента: доминирующее в культуре зрение может уступить место другому чувству, например, осязанию. Концепция «опытной анатомии» Андреа Ольсен построена на посылке феноменологии живого, чувствующего тела, а не визуального объекта⁶¹. Сдвиг в этом направлении мог бы трансформировать восприятие индивидом себя самого и других людей.
     Отношения между товаром, идентичностью и действием в сфере косметических операций более амбивалентны, чем простое бинарное противопоставление «свободного выбора» и «ложного сознания». Невозможно выйти за пределы исторических или потребительских контекстов, и нельзя интерпретировать отдельное действие как абсолютную уступку или акт сопротивления. При этом, видя большой потенциал, которым может обладать та или иная косметическая практика в конкретных историко-культурных условиях, я рассматриваю решение в пользу косметической операции как результат сложных «переговоров» между властью и удовольствием в определенной среде.
     Здесь уместна, высказанная Гаятри Спивак идея о «соглашениях, которые можно нарушать»⁶². Действия, совершаемые в контексте культуры насилия, могут оказывать положительное влияние на опыт индивида, живущего в таких условиях. Следует признать трудность принятия решения, связанного с любыми телесными практиками, будь то косметическая хирургия, избавление от лишнего веса, использование косметики или решение от всего этого отказаться. Косметические операции могут рассматриваться как выбор ради собственной выгоды, укрепляющий чувство уверенности в себе посредством самостоятельного принятия решения; выбор, который неизбежно совершается в контексте сложных социополитических и исторических обстоятельств, где одни решения считаются более предпочтительными, чем другие⁶³.
     Глядя в будущее, я отмечаю необходимость и возможность нового взгляда, который позволил бы выстраивать визуальные и эпистемологические способы «видеть» означающие различий, будьте означающие возраста или расы. Это видение, в котором визуальные различия считаются не отклонением от культурно обусловленной нормы, а необходимым и радостным выражением разнообразия современных культур.


Примечания

1. См., напр.: Barnes С. My Miracle Facelift // Woman's Day. 16 Dec. 1996: Pp. 12-13; These women have spent over $30.000 on cosmetic surgery: Can you Euesswhatthey've had done?// New Idea. I Nov. 1997. Pp. 25-27; Hollywood's Ideal Woman // New Weekly. 10 Feb. 1997. Pp. 32-34; Rozner L. P. S. New-look men // The Australian Women's Weekly. March. 1997. P. 111; Smith K. Men Who Have Cosmetic Surgery... Would You Respect Him in the Mommg? // Cosmopolitan. June, 1997. Pp. 20-24; Work P. Face off: Forget nip and tuck, clonesand cultures are the future of plastic surgery // The Australian Magazine, 23-24. August, 1997. Pp. 43-44.
2. См., напр.: Balsamo A. On the Cutting Edge: Cosmetic Surgery and the Technological Production of the Gendered Body // Camera Obscura, 28. Jan. 1992. Pp. 207-17; Bordo S. Unbearable Weight: Feminism, Western Culture, and the Body. Berkeley, 1993; Davis K. Reshaping the Female Body: The Dilemma of Cosmetic Surgeiy. London: Routledge, 1995; Morgan K. P. Women and the Knife: Cosmetic Surgery and the Colonization of Women's Bodies // Hypatia. № 6.3. 1991. Pp. 25-53.
3. О практиках шрамирования, пирсинга, нанесения татуировок, изменения формы тела см.: Ebin V. The Body Decorated. London: Thames & Hudson, 1979. О различных смыслах, приписываемых в культуре частям тела см.: Synnotr A. The Body Social: Symbolism, Self and Society. London: Routledge, 1993.
4. Liggett J. The Human Face. London: Constable. 1974. P. 136.
5. Rozner L. P. S. The Aesthetic Side of Plastic Surgery. Sydney: Book Wise, 1982. P. 44.
6. Phibbs S. 'Doing Breast Work': Feminism (s), Foucault and the Case of Cosmetic Surgery // Diss. University of Canterbury (NZ), 1994. P. 2.
7. Kaw E. 'Opening' Faces: The Politics of Cosmetic Surgery and Asian American Women // Many Mirrors: Body Image and Social Relations / Ed. N. Sault. New Brunswick, New Jersey, 1994. P. 243.
8. Цит. пo: Fong L. Chasing beauty has its pitfalls // Melbourne Yarra Leader. 6 Oct. 1997. P 8.
9. Kaw E.Op.cit. P. 263.
10. Согласно Джоан Скотт, дискурс не ограничивается языком и текстами. Он также относится к «исторически, социально и институционально обусловленной структуре высказываний, понятий, категорий и убеждений». Scott J. W. Deconstructing Equality-Versus-Difference; or, The Uses of Poststracturalist Theory for Feminism // Feminist Studies. № 14.1. 1988. P. 35. Я использую понятие «дискурс» именно в этом значении.
11. См.: Flax J. Thinking Fragments: Psychoanalysis, Feminism, and Postmodernism in the Contemporary West. Berkeley, 1990. P. 222; Phibbs S. Op.cit. P. 21.
12. Rothfield Ph. Bodies and Subjects: Medical Ethics and Feminism // Troubled Bodies: Critical Perspectives on postmodernism, medical ethics, and the body /Р. Komesaroff. Durham: Duke UP, 1995. Pp. 168-201. P. 179.
13. Dutton K. R. The Perfectible Body: The Western Ideal Of Physical Development. Sydney: Allen & Unwin, 1995. P. 177.
14. Rheingold H. Virtual Reality. London: Mandarin Paperbacks, 1992. P. 249.
15. См.: Grosz E. Volatile Bodies: Toward a Corporeal Feminism. Sydney: Allen & Unwin, 1994.
16. Цит. пo Probyn E. This Body Which Is Not One: Speakins an Embodied Self // Hypatia. № 6.3. 1991. P. 115.
17. Kaw E. Op. cit. P. 250.
18.Cleo. Nov. 1997: Pp. 3-17.
19. Yamanaka L.-A. When Asian Eyes are Smiling // Allure. August, 1997. P. 87.
20. 0 понятии «медиаландшафт» см.: Appadurai A. Disjuncture and Difference in the Global Cultural Economy // Global Culture: Nationalism, Globalization, and Modernity / Ed. M. Featherstone. London: Sage; New Delhi: Thousand Oaks, 1990. Pp. 295-310.
21. О результатах переписи 1996 г. см.: http:// www.statistics.gov.au/websit-edbs/.
22. Margrave Ch. Cosmetic Surgery: Facing the Facts. Harmondsworth: Penguin, 1985. P. 120-121.
23. Chapkis W. Beauty Secrets: Women and the Politics of Appearance. London, 1986. P. 38.
24. Margrave Ch. Op. cit. P. 120.
25. Rozner L. P. S. The Aesthetic Side. P. 39.
26. Kaw E. Op. cit. P. 258.
27. Yamanaka L.-A. Op. cit. 84-87.
28. Рекламная кампания Кока-Колы 1998 г.
29. Jameson F. Postmodernism, or The Cultural Logic of Late Capitalism. Durham: Duke UP, 1991. P. 56. См. также: Джеймисон Ф. Постмодернизм и общество потребления // Логос. 2000. №4.
30. Kotler P., Chandler P., Brown L., Stewart A. Marketing: Australia and New Zealand. 3rd edn. New York: Prentice, 1994. Pp. 164-167.
31. См.: Friday N. The Power of Beauty. London: Hutchinson, 1996.
32. Kaw E. Op. cit. P. 259.
33. Ebin V. Op. cit.
34. Margrave Ch. Op. cit. P. 121.
35. Kaw E. Op. cit. P. 252.
36. Ibid. P. 254.
37. Cleo. Nov. 1997. P. 51.
38. Kaw E. Op. cit. P. 248.
39. Ibid. P. 250.
40. Dutton K. R. Op. cit. P. 181.
41. Наиболее известны в этой связи теории И. К. Лаватера. См.: Lavater J. С. Essays on Physiognomy: Designed to Promote the Knowledge and Low of Mankind, To Which are Added One Hundred Physiognomical Rules. Trans. T. Holcroft. London. 1862. См. также: Berland К. J. H. // Reading Character in the Face: Lavater, Socrates, and physiognomy // Word & Image 9.3. 1993. Pp. 252-69; Rivers Ch. Face Value: Physiognomical Thought and the Legible Body in Marivaux, Lavater, Balzac, Gautier, and Zola. Wisconson, 1994.
42. Работа Джона Тонкина была выставлена в Национальной галерее Виктории в 1996 году. См.: Tonkin J. Elective Physiognomies // The 1996 Next Wave Art and Technology Catalogue. 1996. P. 21.
43. JanMohamed A. R. The Economy of Manichean Allegory: The Function of Racial Difference in Colonialist Literature // Critical Inquiry. V. 12.1.1985. Pp. 59-85; Gates H. L. Jr. Editor's Introduction. Writing 'Race' and the Difference It Makes // Critical Inquiry. V. 12.1. 1985. Pp. 1-19.
44. Appiah K. A. «Race». Critical Terms For Literary Study / Ed. F. Lechricchia and T. McLauglin. Chicago. 1990. Pp. 4-17. P. 7.
45. Ibid.
46. Ligget J. Op. cit. P. 229.
47. Lowe D. M. The Body in Late-Capitalist USA. Durham: Duke UP, 1995. P. 2.
48. Kiley D. Coming over all Queer: Theory, Ageing and Embodied Problematics // Antithesis 7.1. 1995. Pp. 75-103.
49. Foucault M. The Eye of Power // Power/Knowledge: Selected Interviews and Other Writings. 1972-1977. Trans. C. Gordon et al. New York: Pantheon, 1980. Pp. 146-65.
49. См.: Offe C. Disorganized Capitalism: Contemporary Transformations of Work and Politics / Ed. J. Keane. Cambridge: Polity, 1985.
50. Trinh T. Minhha. Allowning Spectatorship // Feminism and the Politics of Difference / Ed. S. Gunew, A Yeatman. Sydney: Allen & Unwin. 1993. Pp. 157-76.
51. См.: Johnson C. Visiting the Margins: Revenge. Transgression or Incorporation - An Australian engagement with theories of identity // Theory & Event. V. 1.3. 1997. Pp. 1-14. http:// muse.jhu.edu/journals/theory&event/v001/l.3johnson.html.
52. Barnes C. Op. cit. P. 13.
53. Kaw E. Op. cit. P. 262.
54. Bordo S. Op. cit. P. 223.
55. Kaw E. Op. cit. P. 262.
56. Yamanaka L.-A. Op. cit. P. 87.
57. Kruger B. Remote Control: Power, Cultures, and the World of Appearances. Camb., Mass., 1994.
58. См, напр.: Camp J. Plastic Surgery: The Kindest Cut. New York: Holt 1989 P. 224-225; Dutton K. R. Op. cit. P. 184; Margrave Ch. Op. cit. P. 105.
59. См.: Rozner L. P. S. New-look men; Smith K. Men who have cosmetic surgery...
60. Rothfield Ph. Op. cit. P.185.
61. Цит. пo: Kirby V. 'Feminisms, reading, postmodernisms': Rethinking Complicity // Feminism and the Politics of Difference / Ed. S. Gunew, A. Yeatman. Sydney: Allen & Unwin, 1993. P. 26.
62. Davis K. Op. cit.


Источники

ALLURE. Август, 1997.
THE AUSTRALIAN WOMEN'S WEEKLY. Март, 1997.
CLEO. Ноябрь. 1997.
COSMOPOLITAN. Ноябрь, 1988. Октябрь, 1990. Январь, 1991. Январь, 1997. Июнь, 1997.
ELLE. Март, 1997.
MARIE CLAIRE. Ноябрь, 1994. Апрель, 1997.
NEW IDEA. 10 Августа 1997.15 Мартa 1996.1 Ноября 1997.
NEW WEEKLY. 10 Февраля 1997. 25 Августа 1997.
NEW WOMAN. Апрель, 1997.
SHE AUSTRALIA. Декабрь, 1996. Октябрь, 1997. Ноябрь, 1997.
VOGUE. Январь, 1997.
WHO WEEKLY. 1 Сентября 1997.
WOMAN'S DAY. 16 Декабря 1996.

Кэтрин Падмор "Выразительная плоть: косметическая хирургия, физиогномика и стирание визуальных различий" // Массовая культура: современные западные исследования. М.: Фонд научных исследований "Прагматика культуры", 2005. С. 97-113.