Комар Ф. Искусство и человек. Глава 1. Идеальное тело. Стр. 12-20.
Венера Киренская. Мрамор, II век до н.э.
Прекрасные девицы, которых вы могли встречать в Ниме, усладили бы ваш взгляд не меньше, чем дивные колонны
Квадратного дома, тем более что последнее есть не что иное, как древние копии первых.
Никола Пуссен. Письмо Шантелу. 20 марта 1642 года
Многие видели в совершенстве некоторых архитектурных форм отблеск человеческих пропорций. В статье
Поля Валери «Евпалинос, или Архитектор» раскрывается секрет храма, построенного для Гермеса: «Никто не
знает, что этот утонченный храм – всего лишь математическое изображение одной девицы из Коринфа, которую я очень любил когда-то. Храм точно воспроизводит некоторые её пропорции».
Франческо ди Джорджио Мартини. Трактат по архитектуре. Национальная библиотека, Флоренция
Как странно мы выглядим со стороны – капризные, нерешительные, неизменно склонные к внутренним копаниям,
всегда готовые оценить себя по-новому. Откуда подобная изменчивость форм, эти вечные метаморфозы, когда мы создаём собственное изображение?
Любая ли видимость внушает доверие? Возможно ли по собственной воле изменить себя, перенося на лист бумаги, холст или мрамор образ своего
тела? Можем ли мы объяснить, стоя перед картинами, скульптурами и фотографиями, запечатлевшими приукрашенные, идеализированные, а порой
и изуродованные тела, почему так упорствуем в их изображении?
Гера Самосская. Мрамор, около 570-560 гг.
Древнейший тип антропоморфного идола, упоминаемый в греческой литературе, – ксоанон (хоапоп, «хео»,
означает «скрести», «царапать»). Высеченная из каменного столба статуя незамысловата: руки плотно
прилегают к туловищу, ноги прямые и сомкнутые. Фигура Артемиды, датируемая более поздним периодом и покрытая медленными пластинками,
по форме принадлежит именно к такому типу. Женские статуи, у которых нижняя половина тела как бы заключена в жесткий "чехол", долгое
время имели цилиндрическую форму.
Прорастание тела
Не больше 10000 лет назад человек начал изображать себя. Он устанавливает монолиты, вкапывает в землю столбы и вырезает на них свое лицо, сопротивляясь силе тяжести и упрочивая таким образом изображение своего "Я": свою статую.
Идеальное начинается с отказа от видимого и поиска глубинной идентичности, скрытой под несоответствием и
своеобразием. В записях, относящихся к картине «Золотой век»,
Энгр пишет, что следует не привязываться к деталям человеческого тела, но схватывать главное, заменяя простые геометрические формы сложной
моделью живого. На рисунке Луи Камбьязо, созданном около 1550 года, человеческие тела разделены на грани.
Лука Комбьязо. Мужчина и ребенок в кубистическом изображении. Рисунок. 1550 г.
Поставленные на попа камни, менгиры, столбы, стелы были первыми подтверждениями вертикальности, отличавшей человека от животного: этот поиск вертикальности Никола Пуссен запечатлел в элегантных и строгих колоннах квадратного дома, пропорции которого созвучны пропорциям красивейших обитательниц Нима. За сто лет до н.э. Витрувий отмечал в трактате по архитектуре антропоморфный характер колонны: «Греки создали дорическую колонну, следуя пропорциям, силе и красоте мужского тела. <...> Затем они придали ионической колонне утонченность женского тела». По мнению многих исследователей, связь между архитектоникой здания и человеческим телом наиболее ярко выражается в системе пропорций и симметрии, которые архитектура заимствует у человека. Она отражает наше желание увязать то, что облагорожено нашим сознанием, с тем, что мы все принимаем чувствами. Колонна воссоздает основные линии тела: прямой, как палка, человек, стоящий на одной ноге.
Вестоницкая Венера. 29 000-25 000 гг. до н. э.
Вылепленные ладонями древних скульпторов более 20 тысяч лет назад доисторические статуэтки размером не превышают сердцевину плода. Форма их крайне стилизована, верхняя и нижняя части тела поразительно симметричны. Статуэтки предназначены скорее для различных манипуляций, а не для того, чтобы стоять на цоколе. Как и фигуры на стенах пещер, первые скульптуры сделаны явно с натуры. Если не принимать в расчет современные эстетические концепции, можно с уверенностью говорить о символичном характере древних статуэток. Гипертрофированная женская сексуальность позволяет видеть в большинстве таких изображений богинь, матерей и предполагать, что их использовали в ритуалах, относящихся к культу плодородия.
Такое крайнее упрощение живого тела, превращенного, по сути, в геометрическую форму, подразумевает, что потенциально любая форма содержит в себе идею идеальной модели. Когда мы критикуем тело, судим о длине шеи, выпуклости спины, об объеме груди, о том, чего слишком много и чего не хватает, мы в скрытой форме признаем существование идеального тела. Так каковы же наши критерии? Как со времен ранней
античности человек воспринимал и воспроизводил пропорции собственного тела?
В Древнем Египте: тело без
недоговоренностей
Сельскохозяйственные работы, настенная живопись. Тебес, 1450 до н.э.
Египетская живопись подчиняет тело своего рода гимнастике: голова, руки и ноги располагаются под строго определенным углом по отношению
к торсу и плечам, изображенным в фас.
В чем смысл подобной скрученности?
Установка плиты. Рисунок. Египет, XVIII династия
В египетской живописи пропорции тела и
позы определялись решеткой построения. Движения и действия передавались с помощью стереотипных модификаций положения тел. Так, по канону
шаг быстро идущего человека изображался вдвое шире шага неподвижно стоящего человека.
Неужели египетские мастера не умели рисовать ноги со стороны пальцев или у них были особые причины придерживаться профильного изображения? Все египетские фрески рассказывают какую-нибудь историю, иллюстрируют исторические хроники. Чтобы их прочитать, надо знать некие правила. Каждая фигура отсылает к следующей: положение рук и ног указывает направление движения. Для египтян глубина изображения была признаком многозначности, вела к раздвоению смысла или наложению множества историй друг на друга. Поэтому совмещение фронтальных изображений тел, подчиненных общему плану, отвечает требованию ясности: тело в египетской живописи должно было изображаться в движении.
Подобный способ изображения тела кажется нам абсурдным и неверным именно по тем причинам, по которым он был единственно возможным для египтян. Как и они, мы признаем правдивыми только условные вещи. Однако сегодняшние условности – это условности фотографии, отдающей предпочтение иллюзии глубины в ущерб основе, тем не менее вполне реальной. Египетский мастер наверняка счел бы недопустимым отклонением от истины изображение не плоской поверхности.
Тело, задуманное по меркам вечности
Афродита Книдская. Пракситель, последователь.
Афродита Книдская работы Праксителя (IV век до Р.Х.) - одна из первых скульптур, изображающих полностью обнаженное женское тело.
Статуя изображает богиню Венеру, а не обычную смертную женщину и может считаться идеализированной формой женского тела. Это абсолютная
красота.
Судя по редкому постоянству форм, просуществовавшему две тысячи лет мировой истории – с эпохи Древнего Царства до позднейшего
периода, – египетская система пропорций практически не знала исключений. Художник делил поверхность фрески или скульптуры
на множество квадратных ячеек, которые использовались скорее не как специфическая система измерений, помогающая изображать
человеческое тело, а как решетка построений, регулирующая изображение жестов и поз. Человеческое тело подчинялось принципу написания,
как буква в каллиграфии.
Такая система пропорций позволяет нам понять, каким был идеал изображения
у древних египтян. Их внимание сосредоточено не на эфемерном в человеке, а на том, что постоянно и вечно в смертных. Египтяне создали
матрицу, общую для всех тел. Произведение искусства не только изображает живое, но и «формулирует» условия его существования
в ином мире, вписывается в мир магической реальности.
Законченное произведение проходило
символический ритуал «оживления» – церемонию «открытия рта», когда жизненная
сила «вдувалась» в любую форму, призванную стать вместилищем божественного или человеческого существа.
Художник же работал как бы «выше по течению», стоял у самого истока таинства сотворения. Египтяне называли
скульптора «тот, кто придает форму жизни».
От тела магического к телу человеческому
Оксерская Статуя (Дам д'Оксер), VIII век до н.э.
Изображение тела долгое время подчинялось системе символов, не принимавшей в расчет очевидного для нас противопоставления материального и духовного. Тело ничем не отличалось от души, поэтому в его изображении самым запутанным образом совмещались внешний вид тела и верования души.
Гиганты, титаны и колоссы, населявшие раннюю античность и составлявшие основу египетского, вавилонского и микенского искусства, постепенно уходят в небытие, постепенно уступая место фигурам, созданным по человеческим меркам. Отныне человек проводит границу между телом и духом: внешнее сходство – безусловное требование.
Начиная с V века до н.э. греческая философия, имевшая сугубо геометрическую направленность, рассматривает тело в пространственных рамках, принимая во внимание симметрию и пропорции: так создается новый критерий красоты. Подчиненное числу и измерению изображение идеального тела не имеет никакого отношения к природе и реальной жизни, где царят приблизительность и не применимы ни точный расчет, ни строгая геометрия.
Цицерон пишет, что
художник Зевксис, которого жители Кротона попросили «изобразить немой идеал женской красоты», потребовал, чтобы
в качестве натурщиц к нему привели самых красивых женщин города. Он приказал раздеть их, отобрал пятерых и создал статую,
«позаимствовав», так сказать грудь у одной, бедра у другой и живот у третьей модели. Если красота и существует,
она может быть только детищем случая, потому что природа красоты выходит за рамки нормы. Греки создавали идеальное тело,
отталкиваясь от собственного, но идеализированного, улучшенного, возвышенного.
К сугубо линейным и геометрическим мотивам, украшавшим
керамику эпохи ранней Античности, в VII веке до Р. Х. добавляются схематичные чернофигурные изображения людей. Чаще всего изображались
погребальные ритуалы. Век спустя стремительное развитие круглофигурной скульптуры (подобных Женщине из Оксера)
знаменует рождение искусства ваяния в Греции. Тем не менее понятие «изображение человека» остается смутным. Лингвист
Эмиль Бенвенист отмечал, что у греков тогда не было специального термина для обозначения статуи: «Народ,
оставивший западному миру самые совершенные каноны и модели пластического искусства, вынужден был заимствовать у других народов само понятие изображения человека».
vneshnii-oblik.ru © 2021