Фольклор как источник изучения материальной культуры

(Ткань «китайка» в поэтическом творчестве украинского народа)

Е. В. Арофикин

     Говорят, что песня – душа народа. В народных песнях отражаются его думы, надежды, чувства, быт. Песня живет с народом, передаваясь из поколения в поколение, неся с собой информацию о былом. Отсюда и внимание этнографов к песне.
     В XVIII–XIX вв. в украинских народных песнях очень часто упоминалась ткань китайка, даже чаще, чем такие украинские национальные тканые изделия, как плахта, рядно, лижник, намитка. Правда, еще чаще в песнях упоминается рушник. Но если это вполне объяснимо ролью рушника в народных обрядах, то чем объяснить популярность китайки – ткани явно иностранного происхождения? И вообще, что это за ткань – китайка? В XX в. она уже не встречалась, не осталось о ней и достоверных сведений. Представления о характере этой ткани разноречивы и чаще всего основываются на предположениях. Некоторые материалы о китайке содержатся в украинской народной песне. С помощью анализа и сопоставления полученных данных с имеющимися в литературе сведениями попытаемся составить представление об этой ткани и ее роли в быту украинского народа.
     Рассмотренные ниже фольклорные материалы свидетельствуют о том, что китайка – ткань хлопчатобумажная. Однако в словарях дается различное описание этой ткани. Так, «Словарь коммерческий»¹ и «Словарь Академии Российской»², а также словари В. И. Даля³ и А. Г. Преображенского⁴ относят китайку к хлопчатобумажным тканям.
     И. И. Срезневский⁵, П. И. Савваитов⁶, М. Фасмер⁷ утверждают, что китайка – это шелковая ткань, особый вид тафты. Есть и третье мнение: «китайка первоначально была шелковой тканью, а затем стала хлопчатобумажной». Такое утверждение мы находим в четырехтомном «Словаре русского языка» (М., 1961) и в «Словаре современного русского литературного языка» (М. – Л., 1956).
     Подтверждение того, что китайка ткань шелковая, в письменных источниках нам не встретилось. Не отождествляется она с шелком и в народных песнях. Вот несколько тому примеров.

На дiвоньках шмаття –
То шовк та китайка,
Кармазинова крайка,⁸
Як два сина родила –
Чорним шовком обвила
I в китайку сповила...⁹

– Звяжи минi, дiвчинонько, головоньку та китайкою;
Буду тобi вiрним другом – ти менi коханкою!
Звяжи менi головоньку шовковою та хустиною;
Буду тобi вiрним другом, а тi менi дружиною¹⁰.

     Если и есть в народной песне упоминание о шелковой китайке, как, например,

Дала ёму принадочку,
3 черного шовку китаёчку...¹¹

     то, скорее всего, это говорится о тафте – старинной, тоже гладкоокрашенной шелковой ткани, простого, как и китайка, «полотняного» переплетения. Одной из ее разновидностей была тафта китайка, о которой из торговой книги начала XVII в. известно лишь, что она «...хуже всех, широта пол-аршина с покромью»¹² и стоимостью в три алтына. О том, что тафта бытовала в народном обиходе, свидетельствуют в своем донесении государю в 1622 г. посланники Иван Кендырев и дьяк Бормосов: «...на Дону живут черкасы запорожские, возвратившиеся с Черного моря, что в казачьих городах нашли они, посланники, волжских воровских козаков, атамана Богдана Чернушкина с товарищами человек с 50, ходят в рубашках тафтяных, в кафтанах бархатных и камчатых, а были они на море и громили персидские суда...»¹³ Впоследствии тафта стала вырабатываться не только из шелковой, но и из хлопчатобумажной пряжи.
     Китайкой иногда ошибочно называли и другую, очень популярную в народе шелковую ткань персидского происхождения – «камку» и ее разновидность – «китайскую камку», которая, как сообщает В. Клейн, «...пользовалась исключительно большим спросом...» и «...применялась в женской одежде, особенно сарафанах и киках, под именем китайки»¹⁴. Однако камка, хотя и была тоже одноцветной, отличалась от китайки и тафты своим тональным (камчатным) узором, создаваемым переплетением одноцветных нитей основы и утка.

Ты, камка, ты наша камочка,
Золота камка узорчата...

     поется в одной из свадебных песен, записанных И. В. Костоловским¹⁵. Что же касается китайки, то ни в торговых книгах, ни в описях имущества, ни в дошедших до нас сведениях о технологии крашения китайки, ни в других письменных источниках – нигде мы не встречаем упоминания о ее узорчатости. Ни слова не говорится об этом и в народных думах и песнях, в которых обычно такой признак ткани, как узорчатость, никогда не остается без внимания. Везде китайка характеризуется как одноцветная ткань гладкого крашения.
     Исходя из этого, нельзя отождествлять с китайкой и ситцы с китайским орнаментом, о которых пишет в своей книге «Набойка в России» Н. Н. Соболев: «До сего времени есть ситцы, носящие название китаек. Они далеки от того первоисточника, который дал им свое имя, но среди древних набоек есть некоторые, по типу композиции близкие к оригиналу»¹⁶. Конечно, китайский орнамент, использованный в качестве набивного узора на ситце, мог послужить причиной наименования такой ткани китайкой, но к подлинной гладкоокрашенной китайке эта ткань не имеет никакого отношения.
     Итак, китайка – это хлопчатобумажная ткань гладкого крашения. Простое «полотняное» переплетение обеспечило максимальную взаимосвязь довольно толстых нитей основы и утка, что придало ткани добротность и некоторую жесткость. Вырабатывалась и более тонкая китайка, и, чем тоньше она была, тем выше ценилась. Окончательный вид и качество ткань получала после заключительной отделки – лощения. На готовую окрашенную и проклеенную ткань наносили глянец (лоск) путем «отколачивания» ее на дубовой колоде специальным молотком – токмаком, сделанным из комля березы¹⁷. Для большей твердости на колоду и молоток наклеивались бруски сухого пальмового дерева. Сначала китайка отколачивалась в скатанном виде при медленном поворачивании, окончательное же лощение производилось отколачиванием ее в развернутом виде с лицевой стороны. В результате такой обработки ткань становилась шелковистой на ощупь, а на лицевой поверхности ее появлялся глянец. О блеске китайки даже упоминается в одной из украинских песен:

Як на тобi черевички скрипiли,
То ми тебе, красна панно, схотiли.
Як на тобi китайочки блистiли,
То ми тебе, красна панно, схотiли¹⁸.

     Уж не этот ли блеск причина того, что китайку иногда принимали за шелковую ткань? Тем более что и название ткани напоминает о родине шелка. В некоторых песнях ее даже называют «китай».

Породила два сина,–
Да й обидва Василя;
В чорний китай сповила...¹⁹

     У себя на родине эта ткань называлась «бу», а ее разновидности – «шанхай-бу», «шанхуа-бу», «енхуа-бу», «язюр-бу», «моо-бу»²⁰.
     Начиная со второй половины XVI в. китайка становится основным предметом торговли Китая с Россией, а в пограничном торговом пункте Кяхте она даже служила мерой ценности всех остальных товаров. Продавалась китайка тюками. Каждый тюк (по-китайски – «тюнь») содержал 10 «концов» китайки разных цветов, по 9 аршин в каждом²¹. Такая упаковка упоминается и в народной песне:

Полюбыв мене купець-молодець,
Подарыв мени китаеки конець.
Ей кытайку носыть хочется,
А любыть купця не хочетця²².

     Вырабатывалась китайка в основном синего цвета, что нашло отражение в русской пословице, записанной В. И. Далем: «Синий, как китайка»²³.
     Синяя китайка была очень разнообразной по тону, причем прочность крашения, а следовательно, и стоимость ткани возрастали от светлого (голубого) тона к темному (сине-вишневому). Кроме синего, народные песни упоминают и другие цвета китайки: черный, красный, вишневый, голубой, зеленый, желтый, белый. В торговых книгах, в отчетах фабрик встречаются упоминания о китайке коричневой, алой, рыже-желтой, песочной, лазоревой, крапивной, жаркой (оранжевой), чан-хировой (светло-голубой), яхонтовой.
     В зависимости от толщины и плотности нитей, ширины ткани, длины ее концов различали следующие виды китайки: ординарная или простая (по-русски – «тюневая»), складная, вальковая, семиланная, самцовая, однопортищная, одинцовая, дамская²⁴. Однопортищная, например, была шире и почти вдвое длиннее простой, самцовая и семиланная отличались особой тониной и плотностью нитей, тщательностью отделки и значительно более высокой стоимостью. Наиболее известными разновидностями китайки являлись даба и нанка. Даба была шире китайки на полтора вершка и почти вдвое длиннее; в продажу поступала белой или окрашенной, обычно не лощеной. Нанка – первоначально суровая (неокрашенная), грубая ткань с природным желтоватым оттенком хлопкового волокна. Свое название она получила по месту ее производства в Китае – г. Нанкину.
     Китайку поставлял не только Китай. С середины XVI в. китайка вместе с другими хлопчатобумажными тканями (бязь, бумазея, киндяк, миткаль, кумач) ввозилась в Россию из Европы морским путем через Архангельск²⁵. Поступала китайка и из южных стран. Как видно из перечня цен «на сукна, материи, сафьян, жемчуг и прочее в г. Стародубе в начале XVIII века», приведенных в журнале «Киевская старина», на Украине была известна «китайка козолбаская» (кизылбашская), т. е. персидская, и «китайка мосолбаская», т. е. из г. Мусула, входившего тогда в Турецкую империю²⁶. Кстати, по имени этого города названа хлопчатобумажная ткань муслин, которая там впервые стала вырабатываться.
     Привозимая из-за тридевяти земель китайка была доступна только состоятельным слоям населения. «Нижнее платье летом у зажиточных было китайчатое, у прочих холстинное...» – читаем мы у Д. Н. Бантыш-Каменского²⁷. Кроме того, в думе «Бiдна вдова i три сини», записанной А. Сластиоиом со слов кобзаря М. Кравченко, читаем:

Iди ти, iди, наша мати старая,
Преч iз нашого багатого двору –
Будуть у нас гостi наiжджати
У синiх каптанах,
У китаевих штанях...²⁸

     Относил китайку к дорогим тканям и выдающийся писатель и публицист конца XVI – начала XVII в. Иван Вышенский. Обличая крепостников, которые «...в злотоглововых подушках и китайчаних пелюхах родят...», одеваются в дорогие ткани, в то время как их бедные подданные, пот и кровь которых они сосут, «...и простое сермяжки доброе, чим бы наготу покрити могли, не мають!»²⁹. В один ряд с «серебром-златом» ставится китайка и в народной песне.

В Царiградi на базарi
Де брат сестру запродав,
Та не знае, що взять мае;
Вона собi цiну знае:
«Бери грошi, не лiчачи,
Серебро-злато, не важачи,
Китаечку не мiрячи»³⁰

     В период Колиивщины – народной борьбы с угнетателями в 1768 г. – были сложены песни, в которых в образной форме «будем драти... з китайки онучi» выражалась уверенность в победе над панами, засевшими в Умани, Фастове, Белой Церкви и в других городах.

Ой уже ж тая та Бiлая Церква та обитая китайками
Ой тепер вона та завойована та славними та козаками!
Ой хвалився батько Швачка, та до Фастова йдучи:
«Ой будем драти, панове молодi, китаевi онучi!»³¹

     В дальнейшем почти в такой же форме в наймитских и чумацких песнях стали выражать надежду на удачу в делах.

Хвалилися нашi хлопцi, у Херсон iдучи:
– Будемо тонтати з китайки онучi³².

     Новая волна повстанческого движения украинского крестьянства против крепостников во второй четверти XIX в. под руководством Устима Кармалюка породила и новые песни с призывом к беспощадной вооруженной борьбе с панами. «Червона китайка» здесь – символ огня, который должен испепелить усадьбы угнетателей³³.
     Наиболее часто упоминается китайка в исторических казачьих думах и песнях. В одной из песен сборника П. П. Чубинского в образной картине бранного поля, на котором полегли казаки, дается идеализированное представление о запорожском войске, якобы сплошь одетом в красную китайку.

Ишли ляхи на три шляхи,
А татари на чотирi
Козаченьки поле вкрили
Червоною китайкою³⁴.

     Между тем в остальных песнях этого сборника красная китайка не упоминается. В десяти случаях говорится о голубых казачьих жупанах, в трех – о синих, в двух о зеленых и в одной песне цвет жупана не указан. Результат этого подсчета, а также свидетельства других источников говорят о том, что основным цветом казачьих жупанов был все же синий разных оттенков, полученный с помощью красителя индиго. Более красочная и нарядная красная китайка стоила вдвое дороже синей из-за дороговизны красителя и более сложной технологии крашения.
     В Запорожскую Сечь китайка привозилась в основном из центральных районов России купцами и казаками. Так, среди различных товаров, провезенных казаком Кущевского куреня Леонтием Павловым через Кременчугскую таможню 11 марта 1764 г., значилась и китайка разных цветов, а казак Батуринского куреня Иван Таран провез 10 и 14 августа 1769 г. через Переволоченскую таможню два обоза товаров. Наряду с сукном сермяжным и лавочным холстом, московской пестрядью, крашениной, камлотом, штофом, крепом, и парчой было там и 10 концов голубой китайки³⁵. Дальние перевозки удорожали китайку, и она еще долгое время была не по карману беднейшему населению. С присущим народу юмором и горькой иронией изображается в думе о казаке Голоте его нищенский внешний вид, где китайчатыми только в насмешку называются его онучи из обыкновенной бабьей дерюги³⁶.
     В народных думах, песнях, пословицах и поговорках приводится немало свидетельств тяжелого положения беднейшей части казачества, так называемой «сероми», которая находилась в материальной зависимости от богатых казаков, работала на них, порой несла за них нелегкую и опасную сторожевую службу. О справедливом вознаграждении за труд и службу приходилось только мечтать. В дошедшей до нас колядке XVI века так говорится о желаемом расчете с хозяином:

Ми там чуемо доброго пана
Що платить добре за служеньку:
Он дае на рiк по сто червоних,
По кониковi, по вороному,
По жупановi, по китаеву³⁷.

     Однако данные за XVIII в., приведенные В. А. Голобуцким в книге «Черноморское казачество», говорят о том, что не только конь, но и жупан из китайки не всегда был доступен наймиту (годовой его заработок был от 2 р. 50 к. до 3 р. 50 к.), а «свита синего сукна стоила 5 руб., свита простая – 3 руб., рубаха простая – 40 коп., шаровары синего сукна – 3 руб., шаровары простые – 1 руб., шапка – 80 коп.»³⁸. Поэтому чаще приходилось довольствоваться костюмом из грубого тканого полотна, прибегая иногда к ухищрениям вроде того, о котором поется в шуточной украинской песне.

Ой чия то парубчина,
Ой чия то чванька?
Закрасила мама штани, –
Вiн каже китайка ³⁹.

     Ну, а уж если штаны или рубашка, надетые по случаю какого-то торжества, были действительно из китайки, то в ответ на насмешки девушек парень горделиво отвечал:

Брешете, дружки-панянки!
На менi сорочка з китайки,
Мене мати вряжала
Iз скринi сорочку давала!⁴⁰

     Покупали китайку в основном имущие казаки. Из нее шили жупаны, кафтаны, шаровары, делали верх шапки. Так, одна из мастерских в Запорожской Сечи, изготовлявшая сравнительно дорогую одежду, сшила в 1760 г. для казака Рогиевского куреня Тишка «...два вишневих каптана, два кимлики з китайки, джереловскому Ивану Тарану – 4 каптани... жупан, каптан гранатовый китаевые...⁴¹ Верхушка казачества – старшинство использовала для одежды не только китайку, но и более дорогие ткани, такие, как сукно, тафта, камка, атлас, бархат и парча. Какое-то количество этих тканей вместе с другими дарами она получала как царское жалование «за заслуги казацкие». С рядовыми казаками расчет за службу, как видно из песен, часто производился китайкой, поэтому и именовалась она в песнях «заслугою козацькою»⁴². Ею и покрывали погибшего казака.

А в тiм вiйську, а в тiм вiйську козацькому
Iхав возок та й покритий
Червоною, червоною китайкою,
Заслугою козацькою.
А в тiм возку, а в тiм возку було тiло,
Порублене, почорнiле⁴³.

     В народных песнях широко варьируется тема использования китайки во время похорон казака.

Вкрите лице китайкою,
Щоб вiд вiтру не счорнiло,
А вiд сонця не сгорiло⁴⁴.

Ой на горi просо, на долинi жито;
Пiд бiлою березою козаченька вбито;
Ой вбито, вбито, затягнено в жито,
Червоною китаечкою личенько покрито⁴⁵.


     Причем это, как видно, установившаяся традиция. О ней, как о должном, говорит и тот, кто готовится встретить свой смертный час.

Самого мене, Олексiя Поповича, вiзьмiте,
До моеi шиi камiнь бiленький прив’яжiте,
Очi моi козацькi молодецькi
Червоною китайкою затмiте,
У Чорне море
Самого мене спустiте...⁴⁶

     Дума «Федiр безродний, бездольний» донесла до нас еще одну деталь похоронного обряда казака:

Да тiло козацькее молодецькее знахожали,
На червону китайку клали...⁴⁷

     Этот ритуал, очевидно, связан с установившейся традицией оказания особой почести высокому, дорогому гостю – сажать его за стол на лавку, устланную красной китайкой.

За бiлу руку його хватае,
Та в свою палату його зазивае,
На червонiй китайцi саджае...⁴⁸

     Как явствует из думы «Iвась Коновченко», в Запорожской Сечи сидеть на красной китайке означало занимать определенное служебное положение. Корсунский полковник, наставляя Ивася, говорит ему:

Не благословлю я тобi, отецький сину,
Iти на Черкену – долину
Безпечно гуляти,
А благословлю я тобi на червонiй китайцi за столом сидiти,
Пером на паперi писати.
Та козакам, гетьманцам-запорожцям, порядок давати...⁴⁹
     Все возрастающий спрос на прочную и красивую ткань привел к увеличению импорта китайки, а затем и к ее производству в России. Первой хлопчатобумажной мануфактурой, на которой занялись изготовлением «... из бумаги китайки, персидских пестрядей, кнопов бумажных, индейских гингас...», стала фабрика, основанная в 1720 г. в Москве Иваном Тамесем⁵⁰. К началу XIX в. производство хлопчатобумажных тканей, в том числе и китайки, получило широкое развитие в Московской, Владимирской, Казанской, Астраханской губерниях. На Украине китайку стали вырабатывать в 1774–1776 гг. на двух небольших фабриках вблизи города Нежина⁵¹. Дальнейшее развитие производства китайки в России привело к тому, что в конце первой четверти XIX в. прекращается ввоз китайки из-за рубежа. Более того, одна из разновидностей китайки – нанка стала экспортироваться в другие страны, в том числе и в Китай⁵².
     Почти на всей территории России китайку стали широко использовать для изготовления народного костюма, особенно сарафанов, которые и назывались китайниками или китаешниками, а сарафан особого покроя (косоклинный) – китайкой⁵³. Получили распространение и синие «китаевы» штаны. Из китайки шили рубашки, халаты, юбки, кофты, душегреи, балахоны, куртки, свиты, казакины, шушпаны, сюртуки и т. п. Зажиточные крестьяне покрывали китайкой верх шубы или полушубка⁵⁴. Яркая, нарядная, мягкая и легкая по сравнению с домашним полотном из льна и конопли, а главное – «городская», китайка шла на изготовление девичьих нарядов.

Що на дiвочках плаття –
Все клин да китайка,
Все клин да китайка,
Да зеленая байка⁵⁵.

     Какое место занимала китайка в костюме девушки, видно из такой песни:

Запрягайте конi живо,
Я вберусь скоро, жваво.
Черевички й китайку,
Всi коралi на останку⁵⁶.

     Часто упоминается и китайчатый платок.

Ой втонула дiвчина, втонула,
Ино хусточка китаева на верх сплинула.
Ой червоная китаёчка за рiк, за два буде,
А милоi дiвчиноньки вже иiгди не буде⁵⁷.

     В некоторых местах Украины такой «хусточкой» девушка обвязывала себе голову, сложив платок так, чтобы верхняя часть головы и коса с лентами оставались незакрытыми. «По этому убору, – пишет Л. Иваница, – сторонний человек и различает девушку от женщины», которая обычно полностью закрывала голову платком⁵⁸. Китайка в девичьем костюме в основном была красного цвета. Она придавала костюму нарядность, хорошо гармонировала с украшениями: вышивкой, цветными лентами, кораллами. Наряду с другими тканями китайка использовалась и при изготовлении приданого. Содержание многих песен свидетельствует о том, что кроме традиционных, всем известных тканых и вышитых украинских рушников изготовлялись рушники и из китайки. По краям они украшались каймой или бахромой (торочками), выполненными из другого материала. В песне «Та малая нiчка-петрiвочка» такие рушники выступают своеобразным мерилом богатства невесты.

– Ночувала в селi в оборi,
Ой в тiм селi дiвки убогi;
Крають рушники з рядниночки,
А торочечки з кропивочки.
Ночувала же я й iще в селi,
в крайнiй хатi,
Там уже дiвки багатi
Крають рушники з китаечки,
А торочечки з позлiточки⁵⁹.

     В другой песне с помощью рушника девушка выражает свое отношение к суженому, которого она не всегда сама себе выбирала.

Мiй мiяченьку, мiй батеньку!
Скажи ж менi всю правдоньку!
Чи я пойду за нелюба,
Чи я пойду за милого?
Ой як я пiду за нелюба,
Крайте рушнички з рядниночки,
А утирочки з кропивочки;
А як пiду за милого –
Крайте рушнички з китаечки,
Сучiть втирочки з бiлого шовку⁶⁰.

     Из китайки готовила девушка платочки, которые дарила на память своему любимому.

Там дiвчинонька хусточки шила,
Та шила хусточки з китаечки,
............................................
«Це ж-тобi, козаче, подарочки
Од твоеI ? дiвчини – коханочки»⁶¹.

     Возможно, что эта «хусточка» (платочек) и была иногда той «червоной китаечкой», которой закрывали лицо погибшему казаку. Использовалась китайка и в качестве свадебных подарков.

НаIхали свати, як iден,
Привезли кiтаю, як огонь⁶²

В другой свадебной песне поется:

Знати, дiвоньку, знати,
Що в еi добрая мати:
Краяла подарочки.
3 тонкоI китаечки...⁶³

     Такими подарками обычно были платки и рушники. Ими невеста одаривала сватов, родственников жениха, своих подруг (дружек). Ценились эти подарки, как видно из шуточной песни, весьма высоко.

Що ваши подарки –
Чорние чоботи,
ШевскоI роботи;
А наши подарки –
Билоi китайки⁶⁴.

     Особой, специально приготовленной для этого случая нарядной «хусточкой» девушка перевязывала руку жениху, выражая этим свое согласие выйти за него замуж. Широко использовалась китайка и в другие моменты свадебного обряда.

Та риж, матинко, кытайкы,
Застылай столы и лавкы;
Та йдуть дружечкы панянкы⁶⁵.

     После венчания с молодой снимали «весильный» (свадебный) венок и торжественно покрывали голову женским головным убором, состоящим из нескольких частей. Начинали обычно с кибалки – деревянного обручика, обшитого тканью, вокруг которого закручивали волосы. По традиции молодая, как бы не желая оставлять девичество, дважды срывает с головы кибалку и бросает ее прочь от себя и только на третий раз покоряется. Дружки при этом поют:

Ваша кибалка поганка.
Наша китайка коханка,
Вашу кибалку пид стил,
Нашу китайку на стил⁶⁶.

     Под «китайкой коханкой», очевидно, подразумевается девичья «хусточка». Сверху кибалки на голову молодой надевали «очипок» (чепец), а затем повязывали «намитку» – длинное узкое полотнище. Замена венка женским головным убором означала для девушки расставание с вольной девичьей жизнью, вступление в женское общество с повседневной тяжелой работой, с постоянными заботами, с безропотным подчинением мужу. Все это нашло отражение в свадебных песнях.

Дала ручку, дала i свiт собi зав’язала,
Свiт собi зав’язала бiлою китайкою
I чорною нагайкою⁶⁷.

     Нагайка в таких песнях выступает как атрибут насилия, как символ тяжелой женской доли. Для усиления в песне трагического момента нагайка сопровождается эпитетом «чорна». Китайка в этих случаях тоже никогда не бывает «червоной», чаще всего она синяя.

Я й сам не пиду, тебе не пустю,
Молодая Марфычко.
Завьяжу очи темной ночи
Сынею кытайкою,
Закажу тоби си вечерныци
Чорною ногайкою⁶⁸.

     Синий цвет китайки в подобных песнях не только соответствует настроению песни, но и в какой-то степени характеризует одежду замужней женщины, более скромную и сдержанную по цвету, чем девичья.
     Почти три столетия китайка бессменно находилась в обиходе украинского народа, была с ним и в радости и в горе, этим она заслужила его признательность, добрую память и широко отразилась в народной песне.
     Вторая половина XIX в. ознаменовалась в России бурным ростом промышленности, в том числе и текстильной. Строились новые фабрики, совершенствовалось оборудование и технология текстильного производства. Начался массовый выпуск тканей различного вида и назначения. И на смену китайке пришел ситец – легкий, дешевый, нарядный и веселый. Китайка ушла из народного быта, но сохранилась в старинной украинской народной-песне.


¹ «Словарь коммерческий», ч. III, М., 1790, с. 191, 192.
² «Словарь Академии Российской», т. III, СПб., 1792, с. 546.
³ В. И. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка, т. II, СПб., 1912, с. 112.
⁴ А. Г. Преображенский. Этимологический словарь русского языка, М., 1958, с. 310.
⁵ И. И. Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка, т. I, СПб., 1893, с. 1210.
⁶ Я. Я. Савваитов. Описания старинных русских утварей, одежд, оружия, ратных доспехов и конского прибора в азбучном порядке расположенные. СПб., 1896, с. 143.
⁷ М. Фасмер. Этимологический словарь русского языка, т. II, М., 1967, с. 240.
⁸ П. П. Чубинский. Труды этнографическо-статистической экспедиции в Западно-Русский край, т. III, СПб., 1872, с. 32.
⁹ «Украiнськi народнi пiснi», ч. II, Киiв, 1965, с. 312.
¹⁰ П. П. Чубинский. Указ. раб., т. V, СПб., 1874, с. 305.
¹¹ Там же, т. III, с. 219.
¹² П. И. Савваитов. Указ. раб., с. 282.
¹³ С. М. Соловьев. История России с древнейших времен, кн. V, М., 1961, с. 202.
¹⁴ В. Клейн. Путеводитель по выставке тканей VII–XIX вв., М., 1926, с. 22.
¹⁵ См. Р. С. Липец. О значении сводных фольклорно-этнографических собраний. – «Сов. этнография», 1975, № 1, с. 79.
¹⁶ Н. Н. Соболев. Набойка в России, М., 1912, с. 54.
¹⁷ К. Зайцев. Очерк развития и настоящего положения китаечного производства. Казань, 1858, с. 21.
¹⁸ «Песнi з Волинi», Киiв, 1970, с. 81.
¹⁹ П. П. Чубинский. Указ. раб., т. V, с. 924.
²⁰ М. Д. Чулков. Историческое описание российской коммерции, т. III, кн. II, М., 1785, с. 40–42.
²¹ М. Д. Чулков. Указ. раб., т. III, кн. I, с. 117; кн. II, с. 40–42.
²² Д. И. Эварницкий. Малороссийские народные песни, Екатеринослав, 1906, с. 355.
²³ В. И. Даль. Пословицы русского народа, М., 1957, с. 474.
²⁴ М. Д. Чулков. Указ. раб., т. III, кн. I, с. 117; кн. II, с. 40–42.
²⁵ См. К. А. Пажитнов. Очерки истории текстильной промышленности дореволюционной России, М., 1958, с. 23.
²⁶ См. «Киевская старина», т. ХLVI, 1895, с. 451, 453.
²⁷ Д. Н. Бантыш-Каменский. История Малой России, ч. III, М., 1841, с. 200.
²⁸ «Думи», Киiв, 1969, с. 262.
²⁹ Iван Вишенський. Вибранi твори, Киiв, 1972, с. 61, 75.
³¹ «Украiнськi народнi пiснi», кн. I, Киiв, 1954, с. 28.
³¹ «Iсторичнi пiснi», Киiв, 1961, с. 523.
³² «Наймитськi та заробiтчанськi пiснi», Киiв, 1975, с. 390.
³³ См. «Icторичнi пiснi», с. 700. («Ой вийди, вийди, наш господарю»).
³⁴ П. П. Чубинский. Указ. раб., т. V, с. 946.
³⁵ См. В. А. Голобуцкий. Черноморское казачество, Киев, 1956, с. 82–85.
³⁶ См. П. Кулиш. Записки о Южной Руси, т. I, СПб., 1856, с. 14–16.
³⁷ В. Антонович, М. Драгоманов. Исторические песни малорусского народа, т. I, Киев, 1874, с. 1, 2.
³⁸ См. В. А. Г олобуцкий. Указ. раб., с. 88.
³⁹ П. П. Чубинский. Указ. раб., т. IV. СПб., 1877, с. 480.
⁴⁰ П. Я. Литвинова. Весiльнi обряди i звичаi у с. Землянцi, Глухiвського повiту в Чернiгiвщинi, 1900, с. 98.
⁴¹ В. О. Голобуцький. Запорiзька Сiч в останнi часи свого iснування (1734– 1775 рр.), Киiв, 1961, с. 280.
⁴² «Iсторичнi пiснi», 1970, с. 54 («Пiсня про взяття козаками Варни»).
⁴³ «Украiнськi народнi пiснi», Киiв, 1967, с. 161.
⁴⁴ П. П. Чубинский. Указ. раб., т. V, ч. III, с. 944.
⁴⁵ Там же, с. 375.
⁴⁶ «Думи», Киiв, 1955, с. 50.
⁴⁷ «Украiнскi народнi думи та iсторичнi пiснi», Киiв, 1955, с. 36.
⁴⁸ «Думи», Киiв, 1959, с. 24.
⁴⁹ «Думи», 1959, с. 22–23.
⁵⁰ См. Е. И. Заозерская. Развитие легкой промышленности в Москве в первой четверти XVIII в., М., 1953, с. 222.
⁵¹ См. М. Новицька. Що таке тканина та кого вона обслуговуе. Харкiв – Киiв, 1930, с. 12.
⁵² См. А. Семенов. Изучение исторических сведений о Российской внешней торговле и промышленности с половины XVIII ст. до 1858 г., СПб., 1859, с. 216.
⁵³ См. Я. И. Лебедева. Народный быт верховьев Десны и в верховьях Оки, М., 1927, с. 51.
⁵⁴ См. «Крестьянская одежда населения Европейской России (XIX – нач. XX в.). Определитель», М., 1971, с. 17, 26, 32, 57, 91, 103.
⁵⁵ «Украiнськi народнi пiснi», Киiв, 1963, с. 113.
⁵⁶ П. П. Чубинский. Указ. раб., т. V, с. 1085; см. также Е. Ярошинська. Народнi пiснi з-над Днiстра, Киiв, 1972, с. 266, 267.
⁵⁷ П. П. Чубинский. Указ. раб., т. V, с. 368.
⁵⁸ См. Л. Иваница. Домашний быт малоросса. – «Этнографический сборник», в. 1, СПб., 1853, с. 344.
⁵⁹ «Украiнськi народнi пiснi», 1963, с. 261.
⁶⁰ Там же, с. 194.
⁶¹ Там же, с. 266.
⁶² П. П. Чубинский. Указ. раб., т. IV, с. 175.
⁶³ Там же, с. 648.
⁶⁴ Там же, с. 361.
⁶⁵ Д. И. Эварницкий. Указ. раб., с. 524.
⁶⁶ В. Н. Ястребов. Народные песни Херсонского края. – «Киевская старина», т. ХLIV, 1894, с. 568.
⁶⁷ Я. И. Теодорович. Волынь в описаниях городов, местечек и сел, Почаев, 1899, с. 767.
⁶⁸ Д. И. Эварницкий. Указ. раб., с. 558.

Е. В. Арофикин. Фольклор как источник изучения материальной культуры. Ткань «китайка» в поэтическом творчестве украинского народа. Советская этнография,№5, 1978. С. 119–129.